Он поднялся, умылся, оделся, собрал свое снаряжение – оно было уже подготовлено. Два небольших блока в его багаже. Обычное снаряжение агента во времени, такое же, как то, что он брал с собой в Иерусалим, плюс пистолет и хронолог. Ему пришлось выдержать борьбу с Леонсой, так как прибор не позволил взять сюда побольше серебра, но Хэйвиг настоял на своем. Затем он взял паспорт, сертификат о прививках и толстый кошелек с деньгами.
После этого он долго смотрел на спящую девушку. Ему было жаль расставаться с нею. Она так радовалась жизни и доставляла такую радость ему. Неприятно было тайком покидать ее. Может, оставить записку? Нет, нет. Он всегда может вернуться. Если же не вернется, ну что ж, она прилично знает язык, обычаи, у нее достаточно денег. Не пропадет.
Любила ли она его? Может, ей просто нужны были мужчины. Впрочем, теперь это не важно. Главное, что он ее любил.
Он наклонялся над нею.
– Пока, Рыжая, – прошептал он и коснулся губами ее губ. Затем выпрямился, подхватил свои чемоданы и вышел из комнаты. Вечером он был уже в Стамбуле.
Это путешествие заняло очень много временя, проведенного в самолетах, аэропортах, автобусах.
Он сказал мне с угрюмой улыбкой:
– Ты знаешь, какое самое удобное место для проведения тайного хронокинеза? Думаешь, телефонная будка? Нет. Туалетная комната. Очень романтично, не правда ли?
Перед последним рывком он хорошо поужинал в одиночестве, затем принял снотворное: нужно было хорошенько отдохнуть перед делом.
Константинополь, вторая половина дня 13 апреля 1204 года… Хэйвиг вышел на аллею, ведущую на холм. Не слышно было привычного стука копра, скрипа колес, звона колоколов, смеха, голосов, криков детей. Но зато слышались отдаленный рев пожара и вопли перепуганных людей. Где-то совсем рядом залаяла собака.
Он приготовился. Девятимиллиметровый «Смит и Вессон» висел на поясе, патронами он набил карманы куртки.
Остальное снаряжение и хронолог сунул в металлический ящик, который сейчас висел у него за спиной.
Он шел по улице и видел запертые двери, окна с наглухо закрытыми ставнями, Все люди спрятались в своих домах: голодные, перепуганные, они пытались найти спасение в молитвах. Это был район ювелиров. Разумеется, здесь жили не только ювелиры. Бедняков хватало и здесь, как и везде. По внешнему виду домов никак нельзя было сказать, кто здесь живет, богач или бедняк. Видимо, те, кто разрушил дом Манассиса, руководили толпой. Здесь ли они еще? Вначале Хэйвиг не был уверен, что прибыл в нужное время, но вскоре увидел их.
Он повернул за угол. На мостовой лежал труп мужчины с разбитой головой. Над ним склонилась женщина. Хэйвиг, проходя мимо, услышал: «Разве не достаточно того, что ты заставил его предать нашего соседа? Во имя Христа, разве этого недостаточно?»
Нет, подумал он.
Он прошел мимо. Что он мог сделать для этой несчастной женщины? Ведь в своей одежде он был для нее франком. Хотя в то время, когда родился он и она сама, ее горе уже было погребено пылью столетий.
По крайней мере, подумал он, теперь я знаю, как крестоносцы обнаружили лавку Дукаса. Видимо, прежде чем грабить город, разведчики, знающие греческий язык, тщательно изучили этот район и теперь со своими товарищами решили тут поживиться. Он также понял, что правильно рассчитал время прибытия.
Вопли, звон оружия, стук каблуков по мостовой разносились но улице. Хэйвиг сжал зубы. «Да, – подумал он, – я пришел вовремя».
Он ускорил шаг, желая поскорее подойти к дому, чтобы узнать, с кем ему придется иметь дело.
Вот и эта улица. Тяжесть навалилась на него, мускулы одеревенели, подошвы стучали ко камням в такт ударам сердца, во рту пересохло, горький дым раздражал ноздри.
Вот!
Один из раненых крестоносцев увидел его, с трудом встал на колени, поднял руки. Кровь залила его плащ, капая на мостовую.
– Друг! – прохрипел он. – Брат, ради Иисуса…
Другой, еще живой крестоносец мог только стонать. Хэйвигу очень хотелось ударом ноги выбить ему зубы, но он устыдился своего порыва. Он шагнул мимо стоящего на коленях крестоносца, тянувшегося к нему, поднял руки и крикнул по-английски:
– Прекратите огонь! Я из Ээрии! Инспекция! Прекратите огонь и впустите меня! – И, чувствуя тяжесть в животе, пошел к двери.
Возле двери стояла повозка, в которую был запряжен мул. Животное было привязано к дверной скобе. Оно двигало ушами, отгоняя мух и без интереса смотрело на умирающих крестоносцев. Видимо, в повозке предполагалось везти драгоценности, золото, серебро к ожидавшему кораблю.