Выбрать главу

– Скажи-ка мне, Халхала, – спросил Зоайр, – когда ты в последний раз видел моего отца?

– В Банат-Каин, – беспечно ответствовал Халхала. – Несчастный, он весь дрожал – с головы до ног.

– Клянусь Аллахом, я убью тебя! – заорал Зоайр.

– Ты? Едва ли. Клянусь Аллахом, ты слишком порочен и труслив, чтобы убить меня в честном поединке. Я знаю, что скоро умру, но лишь потому, что так хочет сын Зарки.

Сказав это, он направился к месту казни с великолепным хладнокровием и почти оскорбительной веселостью, снова и снова повторяя какие-то отрывки из поэзии пустыни. Ему даже не потребовались слова ободрения и сочувствия, адресованные ему принцем Бишром, который пожелал присутствовать при казни и был очень горд мужеством Халхалы. Когда Зоайр занес меч, Халхала сказал:

– Постарайся нанести мне такой же честный удар, как тот, что я нанес твоему отцу.

Товарищ Халхалы – Саид – встретил свою судьбу не менее мужественно.

Глава 9

Кельбиты и кайситы

(Продолжение)

Пока сирийцы грабили и убивали друг друга, жители Ирака, не слишком привлекательный и неуправляемый народ, тоже развлекались насилием. Впоследствии беспокойная знать Куфы и Кафры с сожалением вспоминала этот период анархии, доброе старое время, когда в сопровождении нескольких десятков рабов они разгуливали по улицам с высоко поднятыми головами, бросая по сторонам грозные взгляды, всегда готовые обнажить меч, если только выражение лица встречного аристократа покажется агрессивным. Если кому-то случалось оставить противника – или даже двух – в придорожной канаве, люди знали, что правитель слишком снисходителен, чтобы думать о наказаниях. Однако правители Ирака оставляли своих людей не только безнаказанными, но и беззащитными. Их зависть и ненависть к Мухаллабу была настолько велика, что они предпочитали подвергнуть Ирак риску вторжения хариджитов, все еще грозных противников, несмотря на многочисленные поражения. Следует отметить, что для зависти была причина. Народ Ирака считал Мухаллаба величайшим полководцем и спасителем своей земли. Никто не мог сравниться с ним в популярности, и поскольку он выдвинул свои условия, прежде чем согласиться принять командование армией, то собрал огромное состояние, которое тратил с великолепной расточительностью. Утверждают, что он дал сто тысяч серебряных монет чтецу поэтического панегирика и такую же сумму его предполагаемому автору. В общем, все правители оказывались в его тени благодаря роскоши, сказочному богатству, безграничной либеральности и военной славе.

«Арабы этого города смотрят только на него», – с грустью говорил первый правитель Басры после реставрации, Омейяд по имени Халид. Чтобы изменить ситуацию, он отозвал Мухаллаба из центра событий и обрек на бездействие, сделав его правителем Ахваза. А командование армией, насчитывавшей тридцать тысяч воинов, он передал своему брату Абд аль-Азизу. С безграничным тщеславием этого молодого человека могла соперничать только его неопытность. Принимая назначение, он заявил: «Люди Басры считают, что только Мухаллаб может положить конец этой войне: что ж, они еще очень удивятся!» Его глупая самонадеянность привела к ужасному и кровавому поражению. Гневно отвергнув благоразумный совет своих офицеров, которые старались отговорить его от преследования отряда противника, якобы поспешно отступавшего, он попал в засаду, потерял почти всех командиров, много людей и даже свою прелестную молодую жену. Сам он спасся чудом.

Эта катастрофа не стала сюрпризом для Мухаллаба. Он ожидал чего-то подобного и поручил своему человеку присылать ему сообщения обо всем, что происходило в армии. После поражения его человек явился к нему лично.

– Каким ветром тебя занесло? – спросил Мухаллаб, увидев его.

– Я принес тебе известие, которое порадует твое сердце. Он потерпел поражение, и его армия отступает.

– Что? И ты, несчастный, думаешь, что я стану радоваться поражению курашита и отступлению мусульманской армии?

– Обрадует тебя это или нет, не имеет значения. Достаточно того, что это правда.

Недовольство правителем распространилось по всей провинции. «Вот что получается, если послать против врага молодого человека, о смелости которого ничего не известно, вместо благородного и преданного Мухаллаба – героя, который, благодаря своему богатому военному опыту, предвидит опасности и знает, как их избежать». Так говорили люди, и Халид был вынужден эти упреки слушать. Да и понимание того, что его брат опозорился, было не из приятных. Впрочем, он никогда не был излишне щепетильным в вопросах чести. Халид держался за свой пост и за свою жизнь и с тревогой ожидал прибытия гонца из Дамаска.