Было утро пятницы в июне или июле 728 года. Кельбитский правитель уже должным образом облачился, чтобы идти в мечеть, когда к нему пришли друзья и сообщили, что эмир Обайда вот-вот войдет в город. Потрясенный кельбит на некоторое время утратил дар речи. Опомнившись, он сумел выдавить из себя: «Бог велик. Час Страшного суда грянет неожиданно!» Но тут ноги отказались его держать, и, охваченный ужасом, он рухнул на пол.
Обайда понимал: чтобы утвердить свою власть, он должен занять столицу внезапно. К счастью для него, в Кайруане не было стен. Обайда и его кайситы сумели войти в город очень тихо, окольными путями, когда все население полагало, что он еще в Египте или в Сирии. Овладев столицей, он стал относиться к кельбитам с беспрецедентной жестокостью. Их бросали в тюрьмы, пытали и, чтобы удовлетворить корыстолюбие правителя, наказывали заоблачными штрафами.
Настал черед Испании. Ее правителя в то время назначал наместник Африки, но пока она лишь однажды подчинялась кайситу. Потерпев неудачу в первых попытках, Обайда послал туда кайсита Хайсама из племени килаб, одновременно пригрозив испанским арабам суровой карой, если они станут игнорировать приказы своего нового правителя. Йемениты зароптали – возможно, даже начали обдумывать заговор против Хайсама. В любом случае Хайсам был в этом уверен и по совету Обайды бросил лидеров партии в тюрьму, под пытками вырвал у них признание в заговоре и казнил. Среди его жертв был кельбит, который имел благородное происхождение, немалое богатство и обладал красноречием и потому пользовался немалым уважением. Это был Сад, сын Джоваза, горько упрекавшего в стихах халифа Абд аль-Малика за неблагодарность к кельбитам, которые в сражении при Мардж-Рахите решили судьбу империи и утвердили на троне Мервана. Исидор назвал его просто Зат (Сад). После казни Сада кельбиты возмутились, и некоторые из них, включая Абраша, секретаря Хишама, еще не утратившего влияние при дворе, добились отправки в Испанию некого Мухаммеда с приказом наказать Хайсама и передать управление провинцией йемениту Абд-ер-Рахману (Абдурахману) аль-Гафики, который пользовался большой популярностью. Прибыв в Кордову, Мухаммед не смог найти Абд-ер-Рахмана, надежно спрятавшегося от преследований тирана. Тогда Мухаммед арестовал Хайсама, приказал его бить палками и обрить его голову – это было клеймо позора. Потом бывшего правителя заковали в цепи, посадили на осла лицом к хвосту и провезли по улицам города. Затем Хайсама отправили в Африку, чтобы наместник решил его дальнейшую судьбу. Едва ли можно было ожидать, что Обайда сурово накажет человека, который, по сути, выполнял приказы своего начальника. Халиф, со своей стороны, считал, что в достаточной мере удовлетворил кельбитов, хотя они требовали большего. По арабским понятиям, смерть Сада могла искупить только смерть его убийцы. С учетом сказанного Хишам отправил Обайде настолько двусмысленный приказ, что тот смог трактовать его в пользу Хайсама. Это не могло не разочаровать кельбитов, но они не пали духом, и Абу-л Хаттар, глава одного из кельбитских кланов и близкий друг Сада, брошенный в тюрьму Обайдой, излил свою ненависть к тирану и кайситам в целом в поэме, предназначенной для ушей халифа:
«Ты позволил кайситам пролить нашу кровь, о сын Мервана. Но если ты откажешь нам в справедливости, мы обратимся к праведному Божьему суду. Вероятно, ты забыл сражение при Мардж-Рахите и не помнишь, кто дал тебе победу. Знай, что именно наши груди прикрыли тебя от копий врагов и у тебя не было ничего, кроме нас. Но с тех пор как ты достиг своих целей и, благодаря нам, купаешься в удовольствиях, ты перестал нас замечать. А ведь мы всегда тебе помогали. Остерегайся вымышленной безопасности, ведь война в любой момент может начаться снова. А когда твоя нога ступит на веревочную лестницу, канат, который ты считаешь прочно свитым, может расплестись. Такое нередко случается».
Кельбит Абраш, писец Хишама, взялся прочитать это произведение халифу, и угроза гражданской войны произвела такое сильное впечатление на Хишама, что он моментально велел сместить Обайду, воскликнув в праведном или притворном гневе: «Да покарает Аллах этого сына христианина, который не внял моим приказам!»
Глава 10
Берберы
Противостояние между йеменитами и кайситами не могло не повлиять на покоренные расы, в отношении которых взгляды двух противоборствующих сторон резко расходились, особенно насчет выплаты дани. Хаджадж заложил основы политики, которой должна была следовать его партия. Закон требовал, чтобы христиане и евреи, оказавшиеся под мусульманским правлением и принявшие ислам, освобождались от уплаты в казну подушного налога, взимаемого с тех, кто сохранил веру предков. Заметим, что дань с неверных называлась харадж или джизья, в отличие от десятины, которую называли закят. Благодаря этой наживке для бережливых, мусульманская церковь ежедневно принимала в свое лоно новых обращенных, которые, хотя и не были абсолютно уверены в истинности ее доктрин, выигрывали материально. Богословы радовались быстрому распространению веры, но казна многое теряла. Вклад Египта во время халифата Османа составил 12 миллионов, но при Муавии, когда многие копты уже были обращены, снизился до 5 миллионов. При Омаре (Умаре) II он снизился еще больше. Это вызвало тревогу благочестивого монарха, и когда ему сообщили, что очень скоро все зимми – немусульманские подданные исламского государства, жизнь и имущество которых защищал закон, – и доходы, которые государство получает от них, будут потеряны, тот ответил: «Я возрадуюсь, когда все зимми станут мусульманами, поскольку Бог послал на землю своего пророка, чтобы стать апостолом, а не сборщиком податей».