Я уехал, а Саша, постеснявшись остаться с дедом, тоже поковылял домой. Он рассказал потом, что у общаги около автовокзала сидела группа «подсостков» и они «всячески унасашивали котёночка» — в частности, один детина взял и «прям перед моим взором» кинул котёночка об стену. «А если б тебя так?!» — Саша «подумал, что подумал это, а на самом деле сказал». И не пожалел — все ощетинились-осклабились: мол, проваливай, кто-то даже бабочкой стал поигрывать, девушки раскрыли крашеные рты, их тусклые глазки чуть загорелись… «Я подошёл и охуярил одного сверха, остальные разбежались, — так завершил конфликт и рассказ о нём благородный Саша. — Я взял дома денег, вернулся под вечер — О’Фролов как раз встал — и мы опять облупились». Вот тебе, дедушка, и «С праздничком!».
Продолжение 29.
Она повеселилась от души, но было уже совсем темно и поздно. Всё вернулось к исходной точке. Подходило к тоске — но нет, теперь она невыносима, невозможна — значит к точке. Мне было интересно самому: где Санич? Я же хотел с ним выпить и т. д. Обломно, как говорит Зельцер. Блин, осенило меня, а зачем мне, нам Санич?! Я ж её тоже хотел видеть — и вот я с ней — и хули я ушами хлопаю?! Не в том смысле, что что-нибудь получится и уместно, но что сидеть в ожидании Годо, когда можно более полноценно провести время. Да всё-таки я хочу её! Хочу — ну и что?! Но я боюсь её… Но чего бояться — я всё-таки как-никак «маньяк» и «радикальный радикалист», а она-то кто — женщина, которая испугала Санича своими засосами и каким-то там немыслимым сексом — ну уж этим-то ты меня точно не испугаешь, дочка!
— Давай может возьмём выпить — пива там, порту или пойдём туда посидим за столики…
— Мне надо домой, Лёшь, а то на долбаном 13-м не уедешь…
— Можно ко мне пойти — там правда не столь… — вспомнил про вечные архетипы ведра и холодильника, — но выпить можно…
— Домой… — зевнула она, — поздно уже…
— … или к тебе…
Она пожимала плечами, видимо, хотела отделаться от меня.
— Ну что?! — вокал мой звучал уже настойчиво.
— Ну… поздно…
— Ёбаный в род, блять! — взорвался я, — блять, охуеть! — весь день сидеть хуйнёй страдать! И я должен терпеть! Да пошли они на хуй! Я щас один хуй нажрусь, мне по хую! Пойдём вон туда, я щас куплю пива, потом провожу тебя чуть-чуть — там куплю вина и баста-лависта.
Я чуть не схватил её за руку и не потащил за собой. Наверно это сделал мой фантом — она семенила за мной через дорогу к ларьку. У ларька была какая-то очередь, что чрезвычайно нас раздражило. И каково было наше удивление, когда в только что отоварившихся восемью баттлами пива мы признали Сашу и Михея! Они взглянули на нас как на призраков и бросили на ходу: «А, и вы здесь». Только тут до нас дошло очевидное! Тьфу, как всё тривиально. Впрочем, мне-то что — я сейчас нажрусь по-любому — а Зельцер наверно почувствовала себя дурой уже по-настоящему. «Вы куда?» — крикнул я. Они кивнули — мол, через дорогу, в парк. Она ничего не сказала, а купила себе пиво.
Мы единодушно вернулись — хотелось посмотреть, куда они. Они сели за крайний стоик в мажорском летнем шатре с надписью «ЧИЖИК», там уже сидели две рослые и молоденькие институтские бляди, а пиво было куплено в ларьке, потому что тут дороже, а денег-то уже нет, а глотки, конечно же, лужёные…
— Понятно, — сказал я, открыв пиво себе и ей, мы даже чокнулись.
Мы сели на лавку-бордюр на остановке, и рассматривая их, пили.
— Гандоны! Надо же так поступить! И мне надо же так облажаться! — Выговаривала она то, что можно было бы и не выговаривать, а потом и на меня: — А ты что, тоже повёлся? Тебе они что не сказали ничего? Или это вообще подстава?!
— Да нет, Эль, я ничего не знал, правда, — по своей извинительно-искренней интонации я почувствовал себя чуть не князем Мышкиным.
— Хуль тогда мне этот Санич мозги ебёт?! — похоже, она тоже была «в роли».
— Это Михей наверно сбил его с панталыка.
— Ну и хрен с ними. Теперь я буду знать. И они узнают… земля круглая… Блять, целый день! Я вам припомню!
— Да хватит уже, всё. Я вам не судья и не преследую никаких целей, но мне очень приятно было провести весь день с тобой — спасибо.
Она такого явно не ожидала. Действительно приятно!
Она как бы призадумалась, анализируя, а потом тихо произнесла: «Мне тоже».
Ага, вот оно значит как бывает, дети мои…
Она вдруг засмеялась:
— Гей-клуб «Чижик» — так Вася Ручкин этот шатёр зовёт!
Они сидели совсем рядом и хорошо были видны на свету — смеялись, говорили, оживлённо жестикулируя, и делали вид, что не замечают нас.
— Пойдём может подойдём, — подзадоривала она.
— Да что подходить, если они нам «на хрен не нужны», — напомнил я.
— Блять, хочется прям в срань укуриться! — она всё-таки нервничала, может, и ревновала.
— Да, — равнодушно вздохнул я, — а есть?
— Есть немножечко…
— А я вот не люблю курить — меня посещает измена.
— Блять, в срань! Трава охуительная — не то что ваше фуфло! Блять, Михей ещё этот ебанько… «Ну чё, чё?», «Ну как?» — она имитирует его суетливую манеру, а я дохну. — «Прёт, да?», «Ещё взять», «Гы-гы», блять! Люди втыкают, а он лезет, чмо! Мелочная хуйня! Зассанных полкоробка в троих, а он ещё себе что-то пытается отсыпать! У меня вон целый пакет на шкафу лежит — ну и хули!
— В натуре?! Миха бы за пакетом ползком пополз!
— Да мне он хули, Миша, — как бы отрезала она моё вновь нарождающееся неуместное остроумие.
Я на секунду внутренне замялся, но решился:
— Тогда поехали к тебе… — опять запнулся, — или ко мне…
— Ко мне, — сказала она, — только надо ещё винца купить.
Мы поднялись и быстро пошли к рынку.
Я купил на все оставшиеся не дешевого портвейна, а нормального кагора. На остановке взяли по пиву и я рассказывал уже про школьные и студенческие годы, как я всю жизнь — буквально с периода полового созревания! — сижу «в малине»: с девятого класса весь наш класс — семь девок и один я, на филфаке семь мужиков на курсе и девяносто семь баб, в моей группе — двадцать три отличницы и три долбомана: я, Репа и Коробковец, из которых к середине пятого курса остался один я! И я с ними, с ягыдыми, не особо общаюсь, не дружу, не люблю, не трахаюсь, и вообще наверно ненавижу женщин!
— Не верю, — кокетливо улыбается она, — насколько я тебя знаю, ты должен нравиться девушкам.
— Должен. Но у всех вкусы разные, а у меня своеобразные… — Всё же как приятно побыть иногда энигматичной персоной.
— Уж наслышана от Санича… — Явно мой «имидж» действовал даже на неё.
Мы доехали на троллейбусе, мило болтая. (Но они мне интересны почему-то, некоторые… наверно потому, что я плохо их знаю… Я понимаю, конечно, что умный человек, мудрый художник должен быть полностью солидарен со Станиславом Лемом — знаешь такого? — который в одном интервью в ответ на упрёк, что в его произведениях «так мало любви», сказал: меня всегда привлекала тайна бытия и космоса, а не пресловутая иллюзорная «загадка женской души»… Я — какой угодно, только не мудрый…) Сели на кухне. Было ещё рано, но голова за целый день была изнурена алкоголем. Она достала бокалы, я откупорил вино. Мы чокнулись и выпили «за встречу». Я мутно смотрел на неё и сами собою нарождались мысли-фантазии: вот ещё несколько бокалов и пойти в туалет, а оттуда подойти к ней неслышно сзади, обнять за плечи… или сразу — упасть на колени, обхватив ноги… Но это для кого-то очень просто, но не для меня. Я же этого ни за что не сделаю! Выпить бы ещё побольше. А Санич?! Может, она сама?..
Она тем временем распотрошила сигарету, достала свой пакет, отсыпала и очень профессионально забивала косяк. Я смотрел на её пальцы и губы, особенно мне понравилось, как она слюнявит бумажку…