— Это Пётр Петрович?
Голос был мужской, нестарый, даже не пожилой и… странно знакомый.
— Замечательно! — Казакову показалось, что человек на том конце провода облегчённо выдохнул. — Я-то, признаться, боялся, что ты… вы сменили номер! Мне его в редакции дали, где 'Третий Меморандум выходил… — поспешил объяснить незнакомец.
Мысли неслись в голове косяком — и очень, очень быстрым косяком, состоящим, как минимум, из сайгаков. А то из зебр.
«Так, первое: неизвестный обратился к нему на 'ты», но сразу поправился — значит, не был уверен, что это будет уместно. То есть — они знакомы? Голос-то молодой, а такая разница в возрасте (лет тридцать по ощущениям) предполагает всё же обращение на «вы».
«Второе — оговорка насчёт старого номера. Он, выходит, его знал? Но к чему тогда неумелая выдумка насчёт редакции, где Казаков, если не подводит память, отродясь не оставлял городского номера, а только мобильный? А если абонент знает этот номер — то опять-таки выходит, что они знакомы? Вот и голос…»
— Нет, номер прежний. — ответил он. — А с кем, простите, имею?..
— Вы ведь были когда-то знакомы с неким Сергеем Баранцевым? — на той стороне трубки проигнорировали его вопрос. — Если точнее — в начале девяностых и раньше?
Это был сюрприз — и такой, что Казаков едва не плюхнулся от неожиданности на табурет. Ещё бы он не был знаком с Серёгой! Ближайший друг, товарищ по клубу любителей фантастики, постоянный спутник в парусных походах и вылазках на слёты КСП, разделявший с Казаковым любовь к фантастике и словесным играм («ситуационкам», как они их называли, поскольку не имели представления о западном термине «РПГ»), даже в каком-то коллега смысле…
— Э-э-э… мнэ-э-э… да, конечно, был. А… почему вас это интересует?
Вопрос, как и предварявшие его невнятные звуки, имели одну-единственную цель — потянуть время, понять, что происходит и как на это нужно реагировать. Зачем это понадобилось? Да затем, что Сергей Дмитриевич Баранцев бесследно исчез в далёком девяносто четвёртом — на Белом море, в Кандалакшском заливе, где они годом раньше провели полтора месяца под парусами и на крошечных, заросших кривыми соснами островках. Исчезновение это было странным до крайности — шхуна «Штральзунд» (Казаков, помнится, сам предложил название, позаимствовав его из «Баллады о трёх котиколовах» своего любимого Киплинга) пропала без следа, словно Летучий Голландец! Погода в этот день стояла хоть и ветреная, но вполне приличная, ни штормов, ни смерчей отмечено не было. «Штральзунд», вышедший с Беломорской биостанции МГУ, попросту не прибыл к пункту назначения — к туристическому лагерю на острове Костьян.
Происшествие расследовали, а как же! Только вот не нашли ровным счётом ничего — ни обломков, ни клочка парусины, ни выброшенного на берег спасательного круга. Заключение следствия гласило, что «Штральзунд», заблудившись в тумане, вышел на судовой ход Кандалакшского залива и попал под танкер или сухогруз. Но ведь и тумана в тот день не было! Казаков не поленился раздобыть подробные метеосводки — так, переменная облачность, без осадков, видимость хорошая, дополнительные меры предосторожности не требуются… К тому же, он хорошо помнил и остров и воды вокруг него — чтобы промахнуться мимо Костьяна, миновать Великую Салму и выскочить в залив — для этого Серёга должен был лыка не вязать, чего на памяти Казакова с ним не случалось ни разу. Нет, выпить он был не дурак — но только не у румпеля, на палубе судна, во время плавания не в самых безмятежных водах. Там, где нужен глаз да глаз — иначе охнуть не успеешь, как либо вылетишь на песчаную отмель и застрянешь на ней до прилива, либо проломишь тонкое дощатое днище о топляк или скрывающийся под водой серый каменный лоб, один из тех, что на Беломорье называют лудами…
Тем не менее, дело закрыли, сдали в архив и благополучно обо всём забыли. На дворе стояли девяностые: чеченская война, неотвратимо надвигающийся призрак дефолта, криминальный беспредел, захлестнувший страну — кому было дело до туриста-одиночки, сдуру сунувшегося, куда его не просили? Пропал — и пропал, не он первый, не он последний, другим наука будет… И вот сейчас, тридцать лет спустя, имя Сергея Баранцева прозвучало из телефонной трубки, и кто его произнёс — Казаков не имел ни малейшего представления.
— Это долго объяснять. — прозвучало в трубке. — Сделаем так: я дней через пять-семь буду в Москве. Если ты… простите, вы не против — можно встретиться и поговорить. Если дадите номер вашего мобильника, то я, как приеду, сразу перезвоню, и условимся о встрече. Тогда многие вопросы отпадут сами собой.