Она шепчет, как сильно она меня любит и как хорошо ей ощущать меня внутри себя, и я думаю, что это точно пришел мой конец. Ее мягкий воркующий голос, говорящий что-то мне на ухо, с такой силой толкает меня через край, что я со стоном произношу ее имя, уткнувшись в ее шею, и кончаю.
Отдышавшись в течение нескольких секунд, я медленно скатываюсь с нее и выбрасываю презерватив в полиэтиленовый пакет для покупок с пачкой презервативов, которую купил сегодня. Притянув ее к себе поближе, мы поворачиваемся на бок друг к другу и натягиваем на себя одеяло. Мы смотрим на Атлантический океан, Маяк мерцая подает свои сигналы, отражающиеся на поверхности водной глади каждые пару секунд.
— Я обещаю, что в следующий раз я постараюсь продержаться дольше, чем тридцать секунд. Господи, ты, наверное, думаешь, что это я потерял невинность, — смущенно смеюсь я.
Я чувствую, как ее тело подрагивает от смеха, когда она смеется вместе со мной.
— Я сказала тебе, Фишер, все нормально. Это было прекрасно, абсолютно прекрасно.
Я крепче притягиваю ее к себе, обхватив вокруг талии, и она обхватывает мои руки.
— Ты испугался? — шепотом спрашивает она после нескольких минут тишины.
— Не то чтобы испугался, скорее больше нервничал, — признаюсь я.
Завтра я отправляюсь на двенадцать недель в учебный лагерь для новобранцев в Пэррис-Айленд, Южная Каролина. Это не так уж далеко от Фишер Айленда, но я все равно не смогу вернуться домой раньше и увидеть Люси в течение трех месяцев. Оставить ее сейчас пугает меня больше всего, нежели облажаться в морской пехоте.
— Я знаю, что говорила тебе уже сто раз, но я так горжусь тобой, Фишер. Я горжусь, что ты собираешься сделать, в то, что ты веришь и совершенно не важно, что хочет твой отец. Я буду очень сильно скучать по тебе, но я знаю, что ты сделаешь все классно, и вернешься сюда, прежде чем я это узнаю.
Я не знаю, почему мне так повезло, я никак не могу понять, почему Люси решила дать мне шанс, зная мою репутацию, которая имеется в течение всех этих лет, но я не собираюсь облажаться перед ней. Мои друзья устроили мне дерьмовый нон-стоп с тех пор, как я с Люси стал проводить все больше и больше времени вместе, наконец, заставив ее признать, что мы стали парой. Бобби, пожалуй, единственный, кто не ругал меня. Возможно из-за того, что он решил узнать ее получше, в отличие от остальных друзей в школе. Ему действительно понравилась Люси, и он считает ее своей младшей сестрой, наверное, поэтому он не считает зазорным посылать и осаживать девушек, когда они отпускают свои ехидные замечания по поводу моего поведения, когда видят нас вместе. Этим сучкам просто повезло, что они никогда не говорили мне в лицо те вещи, о которых пытаются судачить за нашей спиной. Мне кажется, что Бобби просто видит, насколько мне хорошо с Люси. Она делает мои поединки с отцом более сносными, и главное мне теперь хочется быстрее вернуться обратно на этот остров, чтобы просто побыть с ней. Она заставила ценить мою родину, потому что этот остров — мой дом.
— Ты думаешь, что как только закончишь учебку морпехов, сразу же получишь распределение? — спрашивает тихо она.
Я пожимаю плечами, положив подбородок на ее макушку.
— Я не знаю, может быть. Во всех новостях слышится одно и тоже дерьмо, которое проявляется за пределами США. Если они скажут мне идти, я должен буду пойти, Люси. Настолько насколько я хочу остаться здесь с тобой и никогда не оставлять тебя, настолько же я верю в это, и я должен поступить так.
Она лежит, прижавшись в моих объятиях под одеялом, мы смотрим друг на друга, и она обхватывает мое лицо руками.
— И это одна из причин, почему я люблю тебя. Ты бескорыстно любишь свою страну, и я понимаю, что тебе необходимо поступить так. Это не значит, что я не буду скучать или беспокоиться о тебе, и я буду хотеть, чтобы ты был здесь со мной рядом, но ты должен сделать то, во что ты веришь, Фишер. Я всегда буду здесь, ждать тебя, когда ты вернешься домой.
Впервые с тех пор, как я записался в новобранцы морских пехотинцев, я сомневаюсь, я не хочу. Я не хочу уходить не потому, что боюсь участвовать в военных конфликтах, а потому что боюсь потерять Люси. Я боюсь, что стоит мне уйти, все может измениться. Мне необходимо обрести больше веры в то, что мы оба достаточно сильные, чтобы вместе пройти через этот путь.
Глава 24
Фишер
Сегодняшний день
Господи Иисусе, я сейчас начну блевать. Я собираюсь покончить с этим прямо здесь на тротуаре.
Я согласился встретиться с Бобби у «Barney’s» в основном поиграть в дартс, потому что мне надоело слушать его нытье, что мне необходимо убираться из дома Трипа, пока я сам не превращусь в старика. Последние пару дней я ничем не занимался, слоняясь из угла в угол по дому Трипа, постоянно спрашивая себя, читает ли Люси мои страницы журнала-дневника. Они заставляют ее грустить или же эти воспоминания делают ее счастливой? Напоминая о том времени нашей совместной жизни, когда у нас не было причин волновать о многом, и мы почти все свое время проводили вместе?
Очевидно, она либо не читала их, либо они всего лишь пустое место для нее. Потому что прямо через дорогу на виду у всех, ее язык находится глубоко в глотке Стоячего-Воротничка-Полной-Задницы-Модели. Ну, хорошо, не совсем у него в глотке, потому что я уверен, что такое вопиющее проявление ласки при всей общественности унизит его достоинство, но все же. Ее руки обхватывают его за плечи, а его лапы держат крепко ее за талию, и их губы вместе соприкасаются.
Люди ходят прямо рядом с ними, а они даже не обращают на них никакого внимания. Разве они не видят, что так нельзя? Разве они не понимают, что хочется стукнуть по стене кулаком и заорать на них обоих, чтобы избавиться от этого дерьма?
Скорее всего, что нет. Я думаю, что это кажется только мне, потому что у меня такое чувство, что мне хочется убить кого-нибудь прямо здесь и сейчас.
Теоретически, я понимаю, что это всего лишь поцелуй, но в моем понимании это похоже, словно они, бл*дь, реально трахаются у стены Банка и Трастового Фонда Фишера. Поцелуй — это интимная вещь, основанная на доверии, и вы не разбрасываетесь ею всякому встречному, но она, черт побери, вот так просто отдает эту вещь Стафилококовой-Инфекционной-Модели, на первый взгляд кажется, что в этом нет ничего страшного, но, неделю назад как будто она не пробегалась своими руками по МОЕЙ спине и не запускала свой язык ко МНЕ в рот, и не дышала тяжело напротив МОИХ губ.
Я сжимаю руки в кулаки и считаю до десяти, они, наконец, разъединяются, Люси машет ему рукой, и он направляется в противоположном направлении по улице. Я должен взять себя в руки и сделать вид, что не был свидетелем этого дерьма, но я не могу. Мои старые друзья — злость и ярость, поднимаются на поверхность, желая выйти и вдоволь насытиться. Я смог управлять ими и изгнал их несколько месяцев назад, когда изучил приемы, с помощью которых можно выражать свои эмоции в здоровом и конструктивном ключе, но сейчас они слишком громко «орут» у меня в ушах.
Я перехожу на другую сторону улицы, сосредоточив все свое внимание на Люси, которая сворачивает в близлежащий переулок рядом с банком. Завидев меня люди окликают и машут рукой в знак приветствия, но я игнорирую их. Свернув в переулок, я вижу ее на середине тротуара, идущей по совсем затемненной стороне и направляющуюся в сторону пляжа. Я наблюдаю за ее гладкими красивыми ножками, и юбкой, колышущейся из стороны в сторону на ее попке от покачивающихся бедер при каждом ее шаге.
Я ускоряю движение, замедлившись прямо у нее за спиной, и чувствую запах ее кожи и тепло. Мои руки обхватывают ее за талию, и я быстро толкаю ее лицом к стене.
Она пытается закричать и начинает бороться со мной, но я моментально закрываю ей рот рукой, и шепчу на ухо.
— Ш-ш-ш, это всего лишь я.