Папаша силой развернул меня в свою сторону. "Ты подпишешь. Иначе завтра же я истребую назад переданные твоему отцу деньги и предъявлю закладные на те руины, которые он называет родовым замком!".
Лорд де Вер повернулся ко мне. Казалось, он вот вот упадёт в обморок.
Разве у меня был выбор? Я подписал.
Последние слова Эвертон произнес еле слышным шепотом. Ему требовалось самооправдание. Любое предательство нуждается в нём. Каждая совершенная подлость, всякое преступление обязательно подводятся под некий повод. Пусть будет он нелеп и надуман, но с его помощью можно хотя бы на время усыпить совесть.
Восковый огарок в бутылке с шипением погас и мы оказались в кромешной темноте. Я слышал, как Эвертон снимает остатки свечи с бутылочного горлышка, возится с запасной свечой, потом чиркнула спичка и в каморке нашей стало светлее.
Эвертон уже оправился, одев лицо маской деланного равнодушия и пренебрежения, к которым я успел привыкнуть.
- Продолжим, если не возражаешь, - произнес он и снова заговорил, а я при неровном свете клочка пламени увидел, как сквозь поры его кожи буквально продавливается наружу тщательно скрываемое прежде безумие.
---
- Я поставил свою подпись даже не прочитав содержимое документа, хотя и догадывался о нём. То явно была бумага, на основании которой некоторые, не слишком щепетильные людишки умудряются упрятать в психушку мешающих им богатых, престарелых родственников, надоевших жён или мужей.
Заключение доктора с учёной степенью, удостоверение подписями двух уважаемых джентельменов. Да здравствуют справедливые законы Великой Британии...
Чернила ещё не высохли, а доктор Кри уже выхватил из рук моих бумагу.
"Чудесненько", произнёс он, подув на подписи и укладывая документ в папку. "Чудесненько", проговорил он, потирая холеные тонкие руки. "Чудесненько", со слащавой улыбкой в третий раз сказал он и отступил в сторону, позволяя двум безликим фигурам, до того топтавшимся сзади, войти и взяв девушку под руки, увести ее вниз.
"Джентльмены, я в наше богоугодное учреждение, оформлять страдалицу", подытожил доктор, "надеюсь, там облегчат её состояние". Участливый вздох, которым он сопроводил последнюю фразу, сорвался на короткий тихий смешок.
Человек-богомол учтиво откланявшись, пошёл прочь, на выходе же обернулся, вцепившись в меня своими злыми глазками-угольками. "Отличный денёк сегодня выдался, не правда ли, виконт?", теперь уже нисколько не улыбаясь, произнёс он и удалился.
Я подбежал к окну. От конторы мистера Филдза отъезжал большой, чёрный экипаж. В его крохотном, похожем на щель заднем оконце сдвинулась плотная, чёрная штора и я увидел мертвенно бледное лицо Ирен. Она прижалась к стеклу. Глаза её были закрыты, губы бледны...
Некоторое время спустя после тех событий я навёл кое-какие справки. В Бедламе с психованными не церемонятся. Девчонку посадили на цепь в подвале и три раза в сутки обливали ледяной водой, чтобы мол в чувство пришла. Она и пришла: месяц спустя прокусила ухо доктору. Служители лечебницы избили ее так, что шрамы, оставленные мною, казались теперь просто царапинами.
У Эвертона не лицо - восковая личина покойника с нервными, белесыми, как древестные черви, губами. Он говорил и говорил, а мне почему-то вспомнился старший из похоронной команды падальщиков, на телегу которого я некогда уложил тело жены. У него было такое же лицо, вроде и живое, но уже мертвое.
Эвертон резко поднялся и сделав шаг к выходу из каморки, распахнул дверь. Свежий морской воздух мгновенно выдавил из помещения ту сизую, дымную гадость, которой мы дышали всю ночь и я только в тот момент почувствовал, насколько сильно не хватало лёгким свободы. Уж не знаю, что опаснее для моего малярийного нутра: табачная, затхлая взвесь или морозный ветер, наполненный запахом тины, но мне стало легче. Я глубоко вздохнул. Кольнула стрела под рёбрами, а я, не обращая на нее внимания, дышал и никак не мог остановиться.
- Все ещё считаешь меня сукиным сыном, сержант? - Осведомился Эвертон, стоя на пороге и сверля глазами темноту.
- Хуже, - ответил я. - Не будь у меня стрелы в кишках и мокроты в лёгких, выдрал бы тебе кадык.
- Не спеши, ты ещё не дослушал, - сказал Эвертон, резко закрыл дверь и вернулся на место.
---
- На пристани Вулвича чёрт его знает сколько лет болтались несколько старых корыт, в которых заживо гнили сотни три каторжников, приговорённых к высылке в колонии. Договориться ни с одной из них наше правительство никак не могло, вот корабли и превратились в плавучие тюрьмы. Наконец, австралийский Квинсленд вроде согласился принять ссыльных и посудины подготовили к отплытию, залатали паруса, забили пробоины и щели в корпусах. Девчонку запихнули под шумок в один из тех кораблей, "Алекто". Видать Папаша Портер опять расстарался, доводя дело до конца.