Только вот ни один из тех кораблей не доплыл. Говорят, они затонули в шторме где-то у Мыса Доброй Надежды.
Год спустя, в самом начале августа, я женился. Венчание, пышное торжество, восторженная пресса. И за всем внешним шиком ничего, кроме пустоты. С Эрикой мы практически не общались. Чужие люди, которых соединила судьба волей отцов, преследующих корыстные цели. Хотя, мы даже пожили вместе в специально выделенном для нас крыле родового замка, надо ведь было соблюсти приличия.
Она конечно смутилась отношением ко мне со стороны слуг, но ни о чем не расспрашивала, тем более, времени мы проводили вместе немного: с самого утра я старался уехать из дома под любым предлогом, в основном же охотился или просто совершал конные прогулки по нашим угодьям. Головные боли особенно сильно мучили меня тогда и я глушил их виски, который постоянно носил с собой во фляге в сапоге. Алкоголь стал единственным моим спасением, лондонские запасы морфия быстро кончились, а достать его в Сомерсете не представлялось никакой возможности.
Потом кто-то все же проболтался Эрике. Она проявила отцовский характер. Не спрашивала меня ни о чем, не ругалась, не рыдала, просто сложила вещи и уехала к отцу, который находился в Лондоне и собирался в скором времени выйти на яхте в Штаты для улаживания своих дел.
Девятнадцатого октября тысяча восемьсот восемьдесят шестого года они отплыли в сторону Североамериканских штатов. Прошло три дня и все газеты Лондона запестрели громкими заголовками о страшном кораблекрушении яхты "Северная звезда". Катастрофа случилась в ста морских милях от берегов Британии, писали в прессе. Погиб владелец корабля мистер Портер и его юная дочь - леди Балбек. Из всей команды выжил лишь один человек. Его подобрал шедший в Бристоль почтовый корвет и теперь уцелевший в тяжелейшем состоянии лежит в лондонском госпитале Святой Анны.
Едва узнав о своем вдовстве, я направился в тот самый госпиталь и вот ведь ирония судьбы, уцелевшим оказался Смайли. Сильно похудевший и осунувшийся, закованный в броню из гипса, он лежал в койке, больше похожей на гроб.
"А, мистер Найджел!", протянул он слабым голосом, завидев меня. "Рад Вас видеть! Я знал, что Вы придете. Гляньте-ка, в каком макинтоше теперь лежу. Докторишки сказали, кости мол переломаны, надо поваляться полгодика, может тогда и зарастут". Он печально хмыкнул, "полгодика в гробике..." и засмеялся своей неуклюжей рифме.
Я не тратил время на пустые разговоры. Мы почти не были знакомы, смотреть на его веснушчатую физиономию тоже не особенно хотелось. "Что там случилось Смайли, ты можешь объяснить?".
"Как же, могу конечно. Известно что произошло, потопли мы. Камнем ко дну пошли в один миг".
"Но почему? Объясни, что такое могло случиться с Вашей треклятой, новейшей, шикарной, непотопляемой яхтой?".
"Вот именно мистер Найджел", произнёс Смайли и странно хихикнул, "именно, ума не приложу с чего мы вдруг пошли ко дну".
Тут он снова издал свой непонятный смешок и посмотрел на меня, пристально так, нехорошо. "Мы столкнулись с другим кораблём. В тумане, густом словно молочная пенка. Он вышел на нас из ниоткуда, я едва заметить его успел, тут раз и удар".
"Но откуда же там взялся корабль?".
"Кто его знает мистер. Я правда название успел рассмотреть, прежде чем выпал за борт...".
Эвертон собрался было произнести его, но я оказался быстрее, выпалив:
- "Алекто", - и тут же устрашился своего внезапного озарения.
- Ты совсем не дурак, мой исповедник поневоле, - молвил Эвертон. - Я и сам тогда сразу подумал так же, да вот только вслух сказать не решился, потому как поверить в это было слишком сложно.
---
- До того момента я стоял, возвышаясь подобно заводской трубе над упакованным в деревянную койку телохранителем Папаши. Но стоило ему произнести название и я почувствовал дрожь в ногах.
"Алекто" давно пошёл ко дну, ты верно обознался, Смайли".
"Может и обознался, мистер Найджел", отвечал Смайли, "да только на корабле видел я девчонку, ту самую, которую Вы с Папашей в дом умалишённых сплавили".
В палате, где лежал Смайли, имелось большое окно с подоконником и благо койка располагалась рядом с ним, иначе, не успев о него опереться, упасть бы мне на пол. В голове моей зашумело и лишь очередной, третий уже по счёту странный смешок Смайли, заставил меня очнуться.
"Она приметила, как я свалился и крикнула, чтобы передал Вам, будто она и за Вами придёт в своё время, а когда, мол сами догадаетесь".
"Ты в том густом тумане, смог её увидеть?". Я спросил, все ещё надеясь, что имею дело с дурной шуткой и лежащий передо мной человек просто хочет попугать меня по своей, известной лишь ему причине.
"Ведь и верно, туманище ничего себе выдался. Но видел я её чётко, словно в летний погожий денек. Стояла она значит, на носу той посудины, а по лицу её кровь стекала...". Смайли провел пальцем по лбу от линии волос, до переносицы и дальше по левой щеке. "Текла кровушка, молодой виконт, настоящим ручейком и за спиной у девчонки словно сотни голосов чьих-то выли проклятья на Вашу голову...".
Он безумен, спятил совершенно, совсем из ума выжил, подумалось мне. Не чувствуя ног, вскочил я и шатаясь пошёл прочь торопливым шагом. Здесь, в кольце серых, ободранных стен теперь стало особенно страшно и этот страх одолел мои равнодушие и душевный холод. Но победил он их только тогда, когда речь зашла обо мне самом.
Я пошел прочь, совершенно позабыв про Смайли, а он на прощанье успел бросить в спину мою отчаянную просьбу-упрек, будто камнем: "Неужели не поможете подлечиться мистер Найджел? Я теперь инвалид как ни крути, а все денежки Папаши Вашими стали! Неужели не поможете?!".
Мысль о том, что теперь я стал наследником всего огромного состояния ирландца, в голове моей совершенно не укладывалась. Потому я и ушел, не удостоив верного цепного пса Папаши Портера своим ответом.
Вернувшись в лондонскую квартиру, я разрешил все проблемы единственным доступным мне способом - просто напросто обкололся проклятым морфием и запил его виски. Сколько длилось мое забытье, сказать трудно. По мне, лучше бы оно и не проходило. Так или иначе, но придя в себя, я получил по почте приглашение от отца посетить имение. Вопрос срочный, писал он, необходимо обсудить целый ряд проблем, связанных со смертью моей супруги и мистера Портера. Я отправился в Сомерсет, едва пришел в божеский вид, но то уже несколько иная история.
---
Эвертон замолчал. Если раньше он, при всем своём равнодушии, при всей невозмутимости, делал театральные паузы, давая возможность оценить произведённый эффект, то теперь он просто остановился, давая понять – его рассказ закончен.
- Лучше помирать от малярии, чем жить с таким грузом в сердце. – Произнес я и закашлялся. Мокрота подступила к самому горлу и при очередном спазме легких, обдирая внутренности, спустилась вниз, заставляя морщиться от боли.
Эвертон улыбнулся в бороду.
- Наступил твой очередной третий день Райли, - произнёс он, глядя на проступающий за мутным оконным стеклом тусклый рассвет. - Судя по кашлю и характеру прошлого приступа, тебе недолго осталось, но я явно покину наш мир немного раньше. И все оттого, что твой третий день - моё двадцать первое октября.
Сквозь неприкрытый цинизм произнесённых Эвертоном слов рвалась, билась конвульсиями горечь. Плевать на его слова, решил я, он говорит лишь о том, что и без того хорошо известно.
Ветер, безумный, холодный – сын тусклого неба и свинцового моря, яростно ударил в стену. Маяк дрогнул, словно в малярийном приступе и я вместе с ним.
Кого из нас, двоих бродяг, спрятавшихся в груде несчастного камня, ветер ненавидит больше?