Какое эхо я бы извлек из ничего? Какое общение я бы искал здесь в своем одиночестве? Какой знак или символ я хотел получить? Что символизировало для меня весь отсутствующий мир жизни и света?
Де Грат смеялся бы презрительно надо мной, если бы знал концепцию, которую я выбрал. И все же я, циничный, пресытившийся, декадентский, заглядывающий в свою душу, испытывающий свои желания, обнаружил то, чего я больше всего хотел — простой знак, символ всей удаленной земли: свежий и растущий цветок, роза!
Да, простая роза — это то, что я искал — роза, оторванная от своего живого стебля, наполненная сладким воплощением самой жизни. Сидя здесь перед окном, я мечтал, размышлял, а затем сосредоточился каждой клеточкой своего существа на этой розе.
Мой разум наполнился красным — не красным светом солнца или багровым цветом крови, а насыщенным и сияющим цветом красной розы. Моя душа была наполнена запахом розы: когда я использовал свои способности исключительно к образу, эти стены упали, стены моей плоти упали, и я, казалось, слился с фактурой, запахом, цветом, фактической сущностью розы.
Должен ли я написать об этом: на седьмой день, когда я сидел у окна и солнце выходило из моря, я почувствовал команду своему сознанию? Должен ли я написать о том, как я поднялся, спустился по лестнице, открыл железную дверь у основания маяка и вглядывался в волны, которые плескались у моих ног? Должен ли я написать о том, как наклонился, схватил, держал?
Должен ли я написать, что я действительно спустился по этой железной лестнице и вернулся сюда со своим морским трофеем — что в тот же день из вод, удаленных на двести миль от любого берега, я склонился и сорвал свежую розу?
28 января. Она не засохла! Я постоянно держу ее перед собой в вазе на столе, и это бесценный рубин, вырванный из снов. Она реальна — так же реальна, как вопли бедного Нептуна, который чувствует, что происходит нечто странное. Его безумный лай не беспокоит меня; меня ничто не беспокоит, потому что я властелин силы, превосходящей землю, пространство или время. И я буду использовать эту силу, чтобы доставить себе последнее благо. Здесь, в своей башне, я стал философом: я хорошо усвоил свой урок и понимаю, что я не желаю ни богатства, ни славы, ни пустяков общества. Моя потребность проста — общение. И теперь, с силой, которой я могу управлять, я получу это!
Скоро, совсем скоро, я больше не буду один!
30 января. Буря вернулась, но я не обращаю на нее внимания; и при этом я не отмечаю завывания Нептуна, хотя зверь теперь буквально бросается на двери кладовой. Можно было бы предположить, что его усилия причина содрогания самого маяка, но нет; это ярость северной бури. Как я уже сказал, я не обращаю на это внимания, но я полностью осознаю, что этот шторм превосходит по степени и интенсивности все, что я мог себе представить, даже как свидетель его предшественника.
И все же это неважно, даже несмотря на то, что свет надо мной мерцает и угрожает погаснуть из-за огромной скорости ветра, проникающего сквозь крепкие стены, несмотря на то, что океан устремляется к основанию с силой, из-за которой твердый камень кажется хрупким, как солома, а небо — огромный черный ревущий рот, который низко разверзся над горизонтом, чтобы поглотить меня.
Все эти вещи я чувствую, но смутно, когда обращаюсь к назначенному заданию. Я делаю паузу только ради еды и краткой передышки — и пишу эти слова, чтобы обозначить прогресс в решении проблемы на пути к неизбежной цели.
В течение последних нескольких дней я склонял свои способности к своей воле, концентрируясь полностью и в максимальной степени на вызове компаньона.
Этот компаньон будет — признаюсь! — женщина; женщина, намного превосходящая ограничения смертных. Потому что она есть и должна быть вылеплена из мечтаний и страстных желаний, из вожделения и восторга за пределами плоти.
Она — женщина, о которой я всегда мечтал, Та, которую я тщетно искал в том, что, как я когда-то предполагал в своем невежестве, было миром реальности. Теперь мне кажется, что я всегда знал ее, что моя душа содержала всегда ее присутствие. Я прекрасно представляю ее — я знаю ее волосы, каждая прядь более ценна, чем золото скупца; богатство ее кожи цвета слоновой кости и алебастрового лба, совершенство ее лица и форм навсегда запечатлелись в моем сознании. Де Грат смеялся бы над тем, что она всего лишь плод мечты, но Де Грат не видел эту розу.