Но сейчас в их причудливый хор вплетался разговор, и Йи-Джен поняла, откуда он доносится. Из дедушкиного кабинета.
Она поднялась, неслышно ступая подошла к окну, нырнула под занавеску. Ночь была ясная, созвездия – все еще летние – сияли в небе, а в саду, словно подражая, мерцали искры светляков.
«Еще не так уж поздно, даже не полночь», – решила Йи-Джен, глядя в небо. Потом выскользнула из-за занавески, завернулась в домашнюю накидку, тихо пересекла комнату и открыла дверь. Та была с ней заодно – легко поддалась и не заскрипела.
За дверью ее встретила темнота: светильники не горели, лишь внизу, под лестницей мерцал теплый отблеск. Йи-Джен спустилась, – быстро, едва касаясь ступеней, крепко держась за поручень. У подножия лестницы замерла на миг, а потом ступила в ручей света, льющийся из-под двери кабинета. Подошла поближе и прислушалась. Слова теперь звучали разборчиво, ясно.
– Стоит ли им общаться? – спросил знакомый голос. – Может быть, вам лучше отослать ее вместе с Милин в другой город? Пусть поживут у родственников этот год.
Йи-Джен едва не пнула дверь со всех сил, но сдержалась – лишь сжала кулаки и сделала глубокий вдох. Она знала, кто говорит – помощник дедушки, несколько раз в неделю приносивший кипы важных бумаг. Сейчас, наверное, дедушка сидит за огромным письменным столом, а помощник – в кресле напротив. Они пьют вино или сладкий летний чай и рассуждают, куда отослать Йи-Джен и ее маму. Рассуждают так, будто могут решать за всех и никого не спрашивать.
Год назад Йи-Джен осенила мысль: наверное, дедушка хотел, чтобы мама стала женой его помощника. Тогда горожане перестали бы сетовать, что у градоначальника нет сына, а дедушкин помощник унаследовал бы дом, бумаги и титул. Пораженная этой догадкой, Йи-Джен тут же побежала к маме с рассказом, но та рассмеялась. «Никогда бы за него не вышла, – сказала она. – Он зануда и вообще уже старый!»
А теперь этот человек хотел выгнать их из города на год.
– Ни в коем случае, – ответил дедушка. – Этот тип наверняка узнает, где они, и воспользуется случаем. Приедет туда и упросит Милин бежать с ним. А отговорить ее будет некому.
Йи-Джен снова пришлось сдерживаться, до боли стискивать кулаки.
Значит, дедушка боится, что отец заберет их в горы! Может быть, мама все же хотела уехать с ним, может быть, ей просто не позволили?
– Не беспокойся, – продолжал дедушка. – И этот Чету, и Йи-Джен — еще дети. Если и подружатся, ничего страшного не случится.
– Но через год или два она начнет взрослеть. – Голос помощника звучал настойчиво. – Неизвестно, какой станет. Она и сейчас не совсем человек, а может стать и вовсе опасной для города.
В повисшей тишине Йи-Джен слышала, как стучит ее сердце и боялась, что этот грохот различим и за дверями кабинета.
– Я разузнал про ритуал, – проговорил наконец дедушка. – Нужно подготовиться, найти знающего человека. Я договорюсь, но раньше весны вряд ли кто-то к нам приедет. Но хотя бы мы знаем, что с ней делать.
Йи-Джен еще долго стояла возле двери, слушала их разговор и чувствовала, как леденеют мысли. Страх изморозью оплетал сердце, но оно гремело, как молот в кузнице, перековывало испуг в ярость. Разговор в кабинете стал бессмысленным – бумаги, дела и налоги – и Йи-Джен тихо поднялась к себе в комнату. И, едва переступив порог, швырнула накидку на пол и прошептала:
– Ничего вы со мной не сделаете!
Часть первая. Глава 5
Все вокруг было незнакомым, каждая мелочь казалась чудесной и опасной. Как в далеком, чужом лесу, где не знаешь, какие следы оставил хищник, а какие – безвредный зверек. Где каждая ягода может таить в себе яд, а может оказаться целебной и сладкой.
Криджи шел, оглядываясь по сторонам. Белые дома – огромные, зачем людям такие жилища? – утопали в цветах. Ветви деревьев свешивались над оградами, гнулись под тяжестью плодов. Но и плоды эти, и сами деревья отличались от лесных также сильно, как горожане – от людей племени. Криджи всматривался, пытаясь понять родство, узнавал яблоню, алую сливу, кусты малины. Но ягоды были огромными, сочными; тут и там Криджи замечал рубцы отпиленных ветвей, а кусты были острижены, как волосы у местных.