Однажды, когда время стало особенно медленным, и заняться было нечем – только бродить по дому – Криджи подошел к Милин и сказал, что готов помочь готовиться к зиме. «Я тоже могу собирать урожай».
Милин отправила его в сад.
Там трудились две женщины и один мужчина, все трое чужие этому дому и этой семье, но помогавшие за плату. «Слуги». Они приставляли лестницы к стволами и складывали в высокие корзины яблоки и красные сливы. Криджи не нужна была лестница, он легко перебирался с ветки на ветку, с дерева на дерево и срывал плоды. Он словно бы очутился в маленьком, изобильном лесу.
Потом корзины унесли в кладовую, но несколько яблок Криджи разрешили оставить. Он поделился ими с Йи-Джен – вечером, когда они сидели на разрушенной стене и смотрели на закат.
Большой дом постепенно заполнился запахами урожая: они тянулись из кладовой, из плетеных корзин и холщовых мешков, смешивались со сладким ароматом варенья, томящегося в кастрюлях на кухне. Эти запахи словно влекли людей, с каждым днем в доме было все больше гостей. Они толпились у двери, сидели на диванах. Милин разносила им чай, а они пили и ждали, когда же их допустят в кабинет, к хозяину.
Дедушка Йи-Джен был главным в доме и главным в городе, но совсем не походил на старейшин племени. Седой, нелюдимый, с цепким взглядом и глубокими морщинами возле губ, он больше напоминал отшельника-одиночку. Кто же дал ему власть над Старой Заводью?
Криджи думал об этом, сидя на ступенях лестницы ведущей на второй этаж. Смотрел на посетителей – то спокойных, то шумных – слушал, как рассыпается звоном дверной колокольчик, как Милин приветствует пришедших. Но мыслями Криджи был далеко, пытался представить, какой подвиг мог совершить дедушка Йи-Джен, чем заслужил такое уважение горожан?
Может быть, он отбил нападение врагов? Но оружия нигде в доме не было. А может, горожан поразила болезнь, никакие снадобья не действовали, а он отправился в дальний путь и нашел лекарство? Вот он идет через лес – чужой ему! – перебирается через глубокие реки, поднимается на холмы. Каждую ночь обращается к духам рода и, в конце концов, они приводят его на поляну, а там растет невиданный цветок. Высокий, с широкими листьями, а лепестки темно-фиолетовые, как небо после заката, черные в самой сердцевине...
Наверху скрипнула дверь, послышались легкие шаги, и Криджи вынырнул из мечтаний – узнал поступь Йи-Джен.
Она спустилась, села рядом, на ступеньку, и шепнула:
– Это еще неделю продлится или две. Бывает, что и перед домом толпятся.
Криджи хотел спросить, что же им всем надо, но не успел. Дверь кабинета распахнулась, дедушка Йи-Джен вышел провожать очередного гостя. Осмотрелся, словно выбирая, кого бы позвать на этот раз, и вдруг задержался взглядом на Криджи и Йи-Джен.
– Что вы сидите в доме? – Голос звучал непререкаемо, жестко. – Идите на улицу.
Йи-Джен молча кивнула, потянула Криджи за рукав и поднялась.
Оказавшись на улице, Йи-Джен пошла вперед – быстро, не оглядываясь. Движения казались резкими и злыми, руки взлетали при ходьбе, но плечи вздрагивали словно от беззвучных всхлипов. Криджи поспешил вперед, догнал ее, взял за руку. Йи-Джен отвернулась, вытирая глаза.
Он хотел сказать: «Не плачь», как столько раз говорил рыдающей Стрекозе. Но Стрекоза была еще ребенком, утешить ее было несложно. А Йи-Джен – уже взрослая, у нее настоящее имя и скоро будет свой дом.
Нет, был бы свой дом, если бы она жила в лесу. А здесь ее еще считают маленькой, она должна жить с родными и ничего не может решать сама.
«Я не знаю, что случилось, – понял Криджи. – Не знаю, почему она плачет».
– Не грусти, – попросил он, но Йи-Джен лишь мотнула головой, не глядя на него. – Это потому что он выгнал нас?
– Потому что он меня ненавидит! – выкрикнула она и внезапно до боли сжала ладонь Криджи. – За то, что я не такая как все!
«Он должен любить тебя за это. Ты же правда одна такая — ни здесь, ни в лесу нет никого похожего, наверное ни один Чету таких не встречал!» – Криджи хотел сказать это, но ему не хватило смелости и слов. Он сумел лишь выговорить: