– Нельзя ненавидеть за это.
– Можно, – ответила Йи-Джен. Ее голос звучал убежденно, горько и совсем по-взрослому. – Если кто-то просто другой, как ты, или Джута, или мой отец – то ничего страшного. А если родишься полукровкой – то все тебя будут сторониться. И будут ненавидеть. – Она замолкла на миг, а потом добавила: – Кроме мамы.
– И кроме меня, – сказал Криджи. Йи-Джен взглянула на него и тут же вновь отвернулась, пряча покрасневшие глаза.
– Ты мой первый друг, – сказала она.
Эти слова задели сердце, вспыхнули теплом, и Криджи не смог ничего ответить.
Он вел Йи-Джен – мимо домов, оград и осенних деревьев, – а она шла, не глядя по сторонам, ничего не замечая, и рассказывала. Про своего отца и маму, про запретную любовь и вечную разлуку, про далекий край, где не могут жить люди. Прохожие неодобрительно косились, но Криджи не обращал на них внимания, шагал с Йи-Джен вниз по улице, потом по склону к реке. Сегодня все было не так, как всегда, и поэтому у разрушенной стены они не остановились, пошли вдоль потока.
Криджи вслушивался, пытался понять. Все слова были знакомыми, но их смысл казался чуждым, непостижимым. Лишь боль и обида в голосе Йи-Джен была понятной – жгучая, как непролитые слезы.
Он попытался представить Йи-Джен в лесной деревне и не сумел. Туда никогда не заходили горожане: костер племени, крытые хвоей хижины, едва заметные тропы и зеленый сумрак вокруг – принадлежали лишь лесному народу. В глубине памяти чету шевельнулись образы, подсказали: давным-давно, за морем, случалось и по-другому. Но воспоминания эти были причудливыми и странными и Криджи не смог понять, чужие люди входили в дома племени или духи, принявшие человеческий облик. Сквозь дым костров прошлого виделись рогатые головы, глаза, сияющие светом звезд. Не понять, сон или явь.
Криджи тяжело вздохнул. Ему показалось, что день стал тусклым, небо померкло и трава пожухла раньше срока.
Он не сможет забрать Йи-Джен из города. Не сможет забрать ее в родное селение.
Йи-Джен теперь молчала, шла понуро, словно пыталась разглядеть что-то на дороге. Криджи остановился, и тогда она подняла на него глаза.
– Мне все равно, как у вас принято, – сказал он. – Я всегда буду твоим другом. – Запнулся, хотел добавить, но не посмел. И вместо непроизнесенных слов вдруг решился и сказал: – Меня зовут Криджи. Это мое настоящее имя.
– Криджи, – повторила Йи-Джен, и ее взгляд снова расцвел, стал бездонным, как вечернее небо.
И мир вокруг обрел краски: блики бежали по воде, ветер шевелил листву, бабочки взлетали как отсветы солнца.
Город был совсем рядом – белые стены и желто-алая листва садов – но казался далеким, словно земля за морем. И не важно было, что говорят и думают там люди.
Часть первая. Глава 7
Джута приехал в самом начале дождей. Черная лань узнала Криджи, взглянула умными глазами, ткнулась в плечо. Он обнял ее, и они молча стояли, ждали, пока горожане закончат приветствовать Джуту. Дождь лил все сильнее, вода текла за шиворот, мокрые волосы облепили лицо. Уши лани то и дело вздрагивали, разбрасывая тяжелые капли.
Потом, в тепле, под крышей, отец отдал Криджи подарки из дома: от Аэш – пушистые кроличьи рукавицы, от Стрекозы – ожерелье, высушенные ягоды на нитке, а от старшей Ро – заговоренный медвежий клык. Подарки пахли домом, и вечером, перед тем, как заснуть, Криджи положил их рядом с собой на подушку. Аромат хвои, дыма и семьи окутывал мысли, и трудно было противиться мечтам. Криджи окунулся в них.
Легко ускользнул в страну грез – стук капель изменился, теперь они не бились в стекло, а шелестели в кровле, крытой лапником. Снаружи просачивалась сырость, но в шалаше было тепло, – огонь потрескивал, дым вился над ним, поднимался к проему в скатах крыши. Стрекоза уже спала, забравшись под шкуру, а Аэш сидела у очага, точила копье. Криджи испугался, что снова не сможет представить Йи-Джен в лесном жилище, но на этот раз получилось.
Йи-Джен устроилась рядом с Криджи – одетая как все в племени, но без амулетов и с короткими, растрепанными волосами. Говорила что-то и улыбалась, открыто и беззаботно.