Следила, как дедушкин помощник входит в дом, вешает на крюк у двери плащ, отороченный темным мехом. Кивает служанке, расспрашивает Милин о делах и здоровье. С улыбкой смотрит на Йи-Джен, а в глазах у него притворное дружелюбие, липкое, как патока. Говорит какую-нибудь милую бессмыслицу, словно Йи-Джен еще совсем ребенок.
Каждый раз Йи-Джен сдерживалась, улыбалась в ответ и старалась выглядеть как можно глупее. «Через год или два она начнет взрослеть». Йи-Джен помнила эти слова и весь разговор, подслушанный осенней ночью. «Ритуал», – сказал тогда дедушка. И еще: «Раньше весны вряд ли кто-то к нам приедет». Но весна уже наступила, и помощник бывал у дедушки почти каждый день, они совещались о чем-то за закрытыми дверьми.
Снег исчез внезапно. Вечером еще лежал потемневшими буграми тут и там, а утром пропал, остались только звенящие ручьи и лужи, в которых отражалось чистой небо.
– Что вы такие хмурые? – спросила Милин у Йи-Джен и Криджи. – В такой день нельзя сидеть дома! Бегите скорей к реке, ищите первоцвет! А то все оборвут без вас!
Она вручила им корзины и почти силком вытолкала на улицу.
К реке они шли медленно, держась за руки. Кругом все журчало и искрилось, шумели ручьи, солнце слепило глаза, праздничные ленты на столбах и деревьях казались особенно яркими. Йи-Джен почувствовала, как против воли в груди рождается радость, кружится водоворотом. «Я что-нибудь придумаю, – решила Йи-Джен. – Придумаю прямо сегодня». Криджи крепче стиснул ее пальцы. Должно быть, понял без слов. С тех пор, как она рассказала ему про подслушанный разговор, Криджи внимательно, с опаской смотрел и на дедушку и на всех гостей дома.
– Зачем твоей маме первоцветы? – спросил Криджи. Йи-Джен поймала его взгляд, серьезный и темный.
– У нас так принято, – ответила она, и слова прозвучали тускло. Зачем этот обычай, зачем все обычаи в городе? – Весной дети собирают первоцветы, приносят домой. Это чтобы был хороший урожай и весь год был хорошим. Чем дольше не увянут цветы в вазе, тем лучше будет год.
Криджи кивнул, потом качнул головой. Будто хотел сказать: «Я понял, но мне это странно». Взглянул вперед, на темнеющую за рекой полосу леса, и проговорил:
– А у нас их собирают травники. Из первоцвета делают лекарство, а если долго варить, то можно сварить яд.
Йи-Джен вздрогнула, зашагала быстрее, увлекая Криджи за собой.
– Яд, – повторила она. – Может, и у нас кто-то варит яд.
Кто знает, какой ритуал готовят дедушка с помощником. Может быть, там будет яд, священные камни, заклинания на крови. Как в страшных легендах.
На берегу было безлюдно. Река поднялась высоко, неслась и бурлила. По топкому обрыву прохаживались черные птицы, выискивали что-то в земле. Увидев людей загалдели, захлопали крыльями, а потом все разом взмыли в воздух и полетели вверх по течению реки – темная вереница в голубом небе. Йи-Джен попыталась вспомнить, как их зовут, но не смогла. Эти птицы были мимолетными гостями города: появлялись на полдня или на день и вновь продолжали путь.
Где их дом, на севере, на юге? Йи-Джен не знала.
– Смотри, вон первоцветы! – показал Криджи.
Они росли над самой водой: белые звездочки на тонких, почти невидимых стеблях. Криджи подобрался к ним, и Йи-Джен в очередной раз подивилась легкости его шага, плавности движений. Она была уверена – стоит ей шагнуть вперед, и сапоги по щиколотку провалятся в грязь, но обувь Криджи осталась чистой. Йи-Джен осторожно двинулась к нему – след в след, как ходят лесные люди, и все же сама себе казалась неуклюжей.
Перебираясь от побега к побегу Криджи и Йи-Джен рвали цветы, пока не заполнили корзины почти доверху. Солнце начало клониться, первые облака тянулись у горизонта, день уже не казался праздничным и ярким. Йи-Джен поежилась.
И поняла, как далеко они отошли, охотясь на белые звездочки. По-прежнему виднелись ограды и стены домов вдалеке, но это была северная окраина города, куда Йи-Джен заходила редко.