– Да, – ответил Криджи, а потом добавил, тихо, почти шепотом: – Чету из рода Совы сказала мне. Только что.
С новой силой вспыхнул страх, кольнувший сердце сегодня у алтаря в заросшем саду. Да, дедушка так просто не отпустит Йи-Джен, ведь она его единственная наследница. Дотянется ритуалом, или пришлет своих слуг, или придумает что-то еще – но не отпустит, не даст ей сбежать.
– Это все меняет, – сказал Риэ. – Кровь хранит кровь, и я обязан помочь тебе, Йи-Джен Айри.
Он привел их в маленькую комнату: книги здесь громоздились стопками, растрепанные, в затертых обложках, а некоторые и вовсе без переплета. Огромный стол у стены был завален кусками кожи и рулонами бумаги, заставлен стаканами с кистями и банками с клеем. Маленькие окна ютились под потолком, – Йи-Джен запрокинула голову, но ничего не увидела в них, кроме неба.
Криджи чихнул и замотал головой, будто пытался разогнать назойливую мошкару. Его острые уши вздрагивали, ловили звуки.
– Да, очень пыльно, – сказал Риэ и осторожно переложил книги, освободил два табурета. – Когда только попал сюда, думал – не смогу дышать. Но привык. Терплю пыль ради книг.
Табуретка оказалась слишком высокой, – ноги не доставали до пола. Йи-Джен почувствовала себя глупо – она давно не маленькая, чтобы болтать ногами в воздухе. Хотя Риэ назвал ее маленькой. Да, так он сказал.
Риэ устроился возле стола на стуле – таком же старом и потрепанном, как и все вещи в этой комнате. А Криджи остался стоять. Положил руку на плечо Йи-Джен, и ей стало спокойнее от этого прикосновения. Кто бы что ни считал – она уже не ребенок. Она сама распоряжается своей судьбой, и судьба у них с Криджи теперь общая.
– Вы не знаете человека по имени Халь Вени? – спросил Криджи.
Йи-Джен метнула на него быстрый взгляд. Криджи смотрел на Риэ и был непривычно замкнутым, напряженным. Лучше не подавать виду, что она не понимает, о ком он говорит. Наверное, это имя тоже пришло к нему в видении.
Риэ покачал головой.
– Нет. Но это большой город. Вы приехали к этому человеку, ищете его?
Прежде, чем Криджи успел ответить, Йи-Джен подалась вперед. Стиснула край сиденья, чтобы не соскользнуть с табуретки, и сказала:
– Вы знаете имя моего отца, но мы о вас ничего не знаем. Нам нужна помощь, и мы все расскажем вам, но сначала расскажите о себе.
Риэ закрыл глаза и коснулся лба кончиками пальцев. Отец никогда так не делал, но Йи-Джен догадалась, что это значит. «Ты права, поступлю по-твоему».
Несколько мгновений Риэ молчал, а потом взял со стола кисть и начал рассказывать, вычерчивая в воздухе пики гор, изгибы рек и непонятные знаки.
– Наш край красив и страшен, жесток. – Его глаза, казалось, потемнели, а голос стал глухим, далеким. – Детям там не выжить без защиты взрослых. Каждый шаг может стать последним, каждый порыв ветра грозит смертью. Поэтому дети, у которых кожа еще светлая, а глаза – фиалковые – как у тебя, маленькая линш – принадлежат родителям, слушаются их – или гибнут.
Маленькая линш? Так вот кем он ее считает, беспомощным ребенком! И что вообще значит это слово, линш?
Но Йи-Джен не успела ни спросить, ни рассердиться, – Риэ вновь взмахнул кистью и продолжил:
– Я был послушным, следовал за отцом и матерью, делал все, что велели. Но больше всего мне нравилось читать легенды – записанные в книгах и высеченные на скалах – а в этих легендах я больше всего любил рассказы о других краях, о богах, живущих среди людей, и о людях, спустившихся со звезд.
Рука Криджи на ее плече стала легче, звенящая тревога почти ушла. Йи-Джен обернулась, заглянула ему в лицо. Криджи смотрел мечтательно, завороженно следил за движением кисти. Может быть, кто-то из его рода бывал в тех краях? Люди не могут дышать воздухом вершин, но лесной народ другой крови. Должно быть, Криджи сейчас не просто слушал рассказ – видел безжалостные горы, холодное небо и скалы, изрезанные буквами.
– Но когда ребенок вырастает, – кисть взметнулась, жесткий ворс блеснул в солнечном свете, – когда он меняется, обретает новые силы, когда его кожа становится темной, а глаза – золотыми, тогда он может делать, что хочет. Теперь он сильный, его не погубят ни лавины, ни звери, ни зимний холод. Он может жить с родителями, или построить свой дом, или вовсе покинуть горы – навсегда или на время. Я стал взрослым и покинул свой край.