Снаружи донесся окрик возницы, и повозка вздрогнула и поехала, сперва медленно, потом все быстрее. Тихо скрипели колеса, пол пошатывался, и в такт ему качался фонарь над головой. Полотняные стены раздувались и хлопали, ночной ветер стремился пробраться внутрь.
– Ехать долго, – сказала Титэа. – На месте будем к рассвету, не раньше. Спите.
Йи-Джен улеглась, поворочалась, кутаясь в одеяло, и затихла, а Криджи все сидел рядом, смотрел на причудливые тени. Огонь почти угас, зыбкие лучи блуждали по повозке. Озаряли то руку жрицы, сжимающую жемчужную нить, то взъерошенные волосы Йи-Джен, то сваленные в углу дорожные сумки. Сквозь скрип колес доносились другие звуки: стук копыт, голос Риэ, односложные ответы возницы.
Утром повозка доберется до моря, о котором сложено столько легенд. Отголоски их клубились вокруг Криджи, накатывали древней памятью. Плоты взлетали на волнах, дружно врезались в воду весла, шум океана заглушал крики и плач. Видения перемешивались, мелькали за закрытыми веками: вот берег покинутый и берег обретенный, вот чаща, где бродят странные звери, а вот знакомый, родной лес.
Криджи хотел пробраться сквозь водоворот памяти, дотянуться до Чету из рода Совы. Позвать ее, поблагодарить за помощь. «Мы убежали», – так он хотел сказать. Но усталость не позволила, окутала пеленой, и Криджи не заметил, как соскользнул из видений в сон.
Проснулся от того, что Йи-Джен тормошила его, повторяла:
– Вставай, вставай!
Криджи встрепенулся, готовый бежать вместе с ней или заслонить от опасности, но все было тихо. За откинутым пологом виднелось небо, – утреннее, в золотистых росчерках облаков. В воздухе сквозил незнакомый вкус, горьковатый и свежий.
Море, совсем близко.
Снаружи донесся уверенный голос Титэи:
– Дальше мы пойдем сами. К моему храму нет дороги, только тропа. А деревня рядом. Там тебя накормят, дадут отдохнуть тебе и ланям. Скажи, что довез Титэю, жрицу моря, и все будут к тебе добры.
Возница неразборчиво пробормотал что-то в ответ.
– Наверное, жалеет, что был невежлив со жрицей, – прошептала Йи-Джен, и Криджи засмеялся.
Он выбрался из повозки, хотел помочь Йи-Джен, но она мотнула головой, спрыгнула на землю и только тогда взяла его за руку. Риэ, стоявший в стороне, обернулся и помахал им.
Дорога заворачивала, бежала к полям, – темным, едва тронутым первыми всходами. А еще дальше, за вспаханной землей, Криджи различил зеленую дымку садов.
Но соленый ветер дул не оттуда. Он ерошил траву на гребне холма, превращал ее в рябь и волны. И такой же рябью текли прозрачные облака в высоком небе, – ветер гнал их, не давал передышки. Завороженный, Криджи пошел ему навстречу, потянул Йи-Джен за собой.
– Что ж, прощайте, – сказал возница. – Счастливой весны вам.
Его голос развеял наваждение, и Криджи остановился, окинул взглядом повозку и ланей. Они устало переступали, позвякивали сбруей. А возница, хоть и не спал всю ночь, утомленным не выглядел. «Он не старше меня», – понял Криджи и задумался: каково это, держать поводья всю ночь? Смог бы он? Или попросил бы Риэ сменить его хоть ненадолго?
– Счастливой весны, – сказала Йи-Джен.
Возница улыбнулся, примирительно, дружески. Подхватил поводья – и вдруг замер. На мгновение и Криджи застыл в растерянности, а потом проследил, на что тот смотрит. На их с Йи-Джен сомкнутые руки, на парные браслеты, тесно прижавшиеся друг к другу.
Титэа произнесла прощальное благословение, но мальчик-возница едва взглянул на нее и неразборчиво пробормотал благодарность. Он продолжал рассматривать Йи-Джен и Криджи, – так настойчиво и жадно, что стало не по себе.
– Пойдем, – прошептал Риэ. Криджи вздрогнул – вновь не успел заметить, как тот подошел. – Нам пора.
Титэа уже шагала по тропе, меж качающихся стеблей и метелок травы. Риэ подтолкнул Криджи и Йи-Джен, и они поспешили следом.
– Так вы все идете в морской храм? – крикнул возница им вслед.
– Да, – бросила Титэа через плечо и сорвала на ходу травинку.