– А можно посмотреть? – спросил Риэ и вскинул руку, очертил полукруг. – На службу?
– Можно, – кивнула Титэа. – Если не будете шуметь.
Она исчезла за дверью обитаемой комнаты, но вскоре вышла – в белом платье, босая, с распущенными волосами. Криджи, Йи-Джен и Риэ тихо последовали за ней в зал, устроились на каменной скамье у дальней стены. Смотрели, как Титэа ходит вдоль алтаря, наполняет соленой и пресной водой прозрачные чаши и огромные раковины, сияющие перламутром. Солнце заглянуло в восточные окна, заискрилось на хрустале и прожилках слюды. Титэа пропела молитву, а потом опустилась на пол перед алтарем и замерла. Криджи, Йи-Джен и Риэ тоже сидели молча. Следили, как солнце поднимается все выше, и слушали, как шумит море, разбиваясь о ступени храма.
– Похоже на картину у нас дома, – сказала Йи-Джен, когда они подошли к маяку.
Криджи вспомнил старый холст в резной раме, висевший в комнатке наверху. Краска на нем потрескалась и цвета потемнели, но картина завораживала. Сизые тучи наползали с края, под ними бушевало море – почти черное, – а на берегу возвышалась башня. Гроза дышала, казалось вот-вот прорвет полотно, хлынет наружу. Но в облаках сиял просвет, солнечный луч пронзал небо, золотил высокие шпили на башне.
– Раньше маяки часто рисовали, – сказала Титэа. – Считалось, что такая картина приносит удачу в дом.
Башня и правда была похожа – такая же ровная, иссеченная узкими проемами окон, увенчанная шпилями и беспокойными флюгерами. Но море не штормило, солнце стояло высоко в безоблачном небе, а вокруг маяка волнами колыхались травы.
Внутри башни витал особый запах, непривычный и манящий. Криджи зажмурился, сделал глубокий вдох. Масло и металл, бумага и чернила, пыль и камень. Но к каждому запаху примешивался соленый вкус моря и холодные голоса ветров.
– Чету! – позвала Йи-Джен сверху. Эхо подхватило ее голос, отразило от стен винтовой лестницы. – Не отставай!
Криджи поспешил наверх.
Пытался считать ступени, но сбился, так долго пришлось подниматься. За окнами мелькало то море, то зеленые холмы: лестница обвивала центральный столб, карабкалась все выше, выше. И наконец остановилась в круглой комнате. Титэа отомкнула ставни, впустила свет, – тут были настоящие окна, а не просто узкие проемы, как по дороге наверх.
– Здесь я раньше жила, – сказала Титэа.
Криджи с любопытством огляделся, обошел комнату по кругу. Она не казалась заброшенной, хранила следы человека. Кровать застелена, лоскутное покрывало небрежно накинуто поверх; на зеркале почти нет пыли, а полевые цветы в кувшине на столе едва начали увядать.
– Ты все еще живешь здесь, – сказал Риэ и протянул руку к распахнутому окну, словно хотел поймать ветер.
– Иногда, – тихо ответила Титэа. – Но мой дом в храме. Идемте, покажу вам, что выше.
Выше был еще один ярус – разгороженный синей занавесью, заставленный книгами, сундуками и комодами.
– Здесь жили мои родители, – объяснила Титэа. – Здесь все записи, все карты.
Еще несколько поворотов лестницы – и новая комната, такая тесная, что они вчетвером едва сумели уместиться.
Войдя туда, Йи-Джен восторженно вздохнула и прошептала:
– Поющая машина! Вот она какая.
Машина занимала почти всю комнату: внизу блестела медными боками, вверху превращалась в ажурную решетку, сквозь которую виднелись колеса и цепи. Риэ провел рукой по блестящему металлу и обернулся к Титэе.
– Ты одна за ней ухаживала, смазывала, чинила? Ни пылинки!
Титэа не ответила, лишь кивнула.
Криджи смотрел зачаровано, молча. Его взгляд блуждал по шестеренкам, сцепленным в единый механизм, по барабанам: один был утыкан иголками, второй – матовый, гладкий. В вышине качались хрустальные капли, солнце вспыхивало в них, радугами скользило по стенам.
Титэа тронула его за плечо и указала на узкую чугунную лестницу, почти незаметную рядом с поющей машиной.
– Поднимись на крышу, – сказала Титэа. – Послушай ветер.
Криджи вскарабкался по шершавым перекладинам и замер на самом верху. Осколки хрусталя сияли рядом, и видны были удерживающие их тонкие нити. Если отклониться, держась за лестницу одной рукой, то другой можно дотронуться до ближайшей бусины. Поймать солнечную искру, заставить остальные капли звенеть и колыхаться.