Йи-Джен опустила глаза, не зная, как благодарить и как совладать с чувствами. Отец научил ее лишь немногим словам и рассказал только о том, как становиться незаметной. А Риэ так легко отдает ей книги, которые создавал несколько лет.
– Спасибо, – проговорила она наконец. – Такой огромный труд…
– Тебе нужнее, – сказал Риэ. – Тебе и твоим детям, которые родятся здесь, вдали от гор.
Солнце уже клонилось к западу, но Риэ не захотел ждать следующего дня. Отказался и заглянуть в деревню, поискать попутчиков. Йи-Джен с Криджи отправились проводить его до тропы. Все трое шли молча, песок хрустел под ногами, а прибой разбивался о камни. Море дышало прохладой, отгоняло жару. Лишь глядя, как дрожит над холмами марево, Йи-Джен вспоминала, что уже лето.
Уже лето, а она все еще не стала взрослой.
Йи-Джен мотнула головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. И без того грустно, что Риэ уходит, незачем еще и мучить себя пустыми страхами.
Криджи, шедший впереди, сбился с шага, обернулся к ней. Его глаза были сейчас темными, как отражение моря. Криджи тоже было грустно.
– Все хорошо, – сказала она и крепко взяла его за руку. – Идем.
Титэа ждала их там, где тропа разделялась на две: одна убегала к храму, другая карабкалась на холм. Титэа сейчас совсем не походила на жрицу. Обычная девушка в простом длинном платье, с мокрыми незаплетенными волосами. Но Йи-Джен знала, что Титэа не просто купалась в море. Она ныряла за жемчугом, искала его среди камней и стен затонувшего города. «Море говорит мне, в какой день и час отправляться на поиски, – объясняла она. – Я никогда не возвращаюсь с пустыми руками».
– Я боялся, что не застану тебя в храме, – сказал Риэ. Его рука взлетала, рассекала воздух, повторяя и усиливая слова. Объяснил ли он в своей книге и эти жесты, второй язык горного народа? – Не хотел бы уйти, не попрощавшись.
– У меня подарок для тебя, – сказала Титэа. Подняла руку и медленно разжала пальцы.
На ладони лежала жемчужина, большая, золотистая, будто впитавшая солнечный свет. Риэ осторожно взял ее и проговорил:
– Настоящее сокровище. Я буду беречь ее.
Прощальные слова и пожелания доброго пути казались неуклюжими и пустыми, но Йи-Джен произнесла их, эхом повторила за Титэей и Криджи.
– Удачи вам, – сказал Риэ, – Титэа, Чету, линш. До встречи!
Поправил заплечный мешок и зашагал вверх по тропинке. Воздух дрожал вокруг него и, казалось, готов был расступиться и скрыть, сделать невидимым. И тогда Йи-Джен не удержалась и крикнула вслед:
– А что значит это слово, «линш»?
– Оно значит «сестра», – ответил Риэ, обернувшись на миг.
А потом помахал рукой и продолжил путь.
Титэа вернулась в храм, а Йи-Джен с Криджи отправились обратно, к маяку, но не по берегу, а по холмистому бездорожью. Шли, раздвигая высокие травы, срывали цветы, чтобы поставить потом в кувшин на окне. Солнце опускалось все ниже, тени тянулись дальше, теплый ветер вздыхал, ерошил волосы. Маяк был уже близко, возвышался впереди, высокий и гордый.
– Я тоже хочу выучить язык твоего народа, – сказал Криджи. – Чтобы говорить с тобой и на нем.
Йи-Джен засмеялась и ответила с притворным возмущением:
– Не одна же я буду его учить! А еще я доучу лесную речь, и мы будем знать три языка.
– Да, – мечтательно согласился Криджи. – Язык леса, язык городов и язык гор. Мы сможем писать письма на всех трех языках!
Йи-Джен почувствовала ясно, как никогда прежде: вот место, где сходятся все дороги. Сюда прилетят вести из дальних краев, здесь зазвучит любая речь, здесь никто не будет чужаком и полукровкой. Безопасная гавань, конец странствий и начало новой жизни.
– Это правда наш дом, – прошептала она и остановилась, глядя на маяк. – И никто нам здесь не страшен.
Криджи обнял ее. Они стояли молча и смотрели, как вечернее солнце золотит стены башни, а неутомимое море гонит волны на берег. А когда небо окрасилось алым, Йи-Джен взяла Криджи за руку, улыбнулась и сказала:
– Пойдем домой.