Где он сейчас? Возле поющей машины или на крыше?
Йи-Джен отложила перо, захлопнула крышку чернильницы, спрятала письмо отца в коробку.
И побежала наверх.
***
Небо стало для него родным и знакомым.
Он сам едва верил, что не так давно видел его лишь в разрывах листвы и в просветах над полянами. Знал лишь ветра, спускавшиеся к самой земле, где их голоса утопали в лесных шорохах. Теперь же он каждый день поднимался к небу, смотрел на флюгеры и слушал вести, летящие со всех сторон света. Ловил запахи и звуки, а те оседали в бездонной памяти чету. И сердце замирало, когда он думал: «Все, что я вижу и слышу, не исчезнет. Останется с лесным народом навсегда».
Иногда он различал в шуме ветров свое имя. Небо пело его иначе, чем лес, делало стремительным и легким. Так свистит воздух под крылом птицы. Но следом доносился запах хвои, на языке расцветал терпкий вкус. Имя не изменилось, осталось прежним, – но полнее раскрыло свой тайный смысл.
«Я прошел такой дальний путь, – думал Криджи. – Встретил Йи-Джен и столько узнал, о мире и о себе. Но не стал кем-то другим. Я – по-прежнему я». Флюгеры звенели над головой, будто подтверждая: «Да, это твое место и твой путь».
Сегодня, с самого утра, Криджи владело странное беспокойство. Был ли тому виной позабытый сон или перемена ветров, первое дыхание осени? Криджи не знал и решил пока не думать об этом. Вместе с Йи-Джен заполнил очередной лист журнала наблюдений, а потом, когда она – в который раз за последние два дня – села писать письмо отцу, отправился наверх, чтобы не мешать.
Проверил машину, шестеренку за шестеренкой, как учила Титэа. Солнце за это время ушло из комнаты, лишь одинокий луч блестел на медной рукоятке барабана. Криджи прислушался, но внизу было тихо. Тогда он выбрался на крышу.
Ветра налетели, оглушили на миг, и прежнее беспокойство накатило волной. «Сегодня, сегодня! – шумели ветра. – Особый день!»
– Чем он особый? – спросил Криджи и, ухватившись за ближайший шпиль, запрокинул голову, взглянул в небо.
Вечерний свет золотил редкие облака, вдалеке черными росчерками тянулся птичий клин. Криджи попытался прислушаться к беспокойному говору ветров. Но они улетали, едва коснувшись лица. Ерошили волосы, крутили флюгеры и мчались прочь, унося с собой ответы.
Знакомый звук прервал мысли: заскрипела крышка люка, раздались шаги. Криджи обернулся.
Йи-Джен стояла против солнца – лица не различить. Широкая рубашка раздувалась, и, чудилось, что еще миг – и ветер подхватит Йи-Джен, унесет в небо. Но она шла уверенно, ровно.
– Напишу ему потом, – сказала Йи-Джен. Вертушки на шпилях смолкли, будто боясь заглушить ее слова. – Не так это важно. Пойдем к морю.
Держась за руки, они шагали по тропинке, которую сами протоптали за лето. В высокой траве стрекотали кузнечики, вдали пронзительно вскрикивали чайки. Небо медленно наливалось алым, море темнело, шумело громче, окатывало берег пеной.
На краю обрыва они остановились. Казалось, никого больше нет в мире, кругом лишь безлюдный простор, море, небо, холмы и птицы. Но Криджи помнил: они с Йи-Джен не одиноки. Неподалеку храм, где живет Титэа. Чуть дальше деревня, где им всегда рады. Где-то среди книг или дорог – Риэ, и, может быть, сейчас он вспомнил о своих друзьях и повернул к морю? А в лесах Чету из рода Совы, родич-белка, отец, сестры, шаман и все племя.
Но самое главное – Йи-Джен рядом, ее рука в руке Криджи.
Время словно остановилось, и он понял – сколько бы ни прошло лет, часть души навсегда останется здесь, в этом мгновении. На закате, среди шума ветра и волн.
Криджи крепче сжал ладонь Йи-Джен, глубоко вдохнул соленый ветер и повторил давнее обещание:
– Мы всегда будем вместе.
– Всегда, – отозвалась Йи-Джен и обернулась, взглянула на него.
Ее глаза мерцали золотом.
2015-2017
Конец