До окончания поэмы о ней не появлялось никаких сообщений: слишком значительно, лично, даже интимно шла работа над ней, а всякий намек на рекламу Маяковский не мог позволить рядом с именем Ленина.
Однако весь 1924 год он проявлял необычайную активность и в другой разнообразной деятельности: несколько раз выезжал из Москвы по городам страны, за границу, писал стихи, огромное количество рекламных текстов для Моссельпрома, Госиздата, лозунгов к праздникам, агитплакатов о займах, кооперативах и т. д.
В поездках Маяковский настойчиво, изобретательно, с молодым напором пропагандирует идеи Лефа, убеждая слушателей, что «вместо сладких звуков и молитв он хочет идти рука об руку с мозолистыми руками рабочего, хочет укреплять в нем бодрость, веру в правоту Октября и сам старается слиться с созидающей работой, к которой зовет сегодняшний день России...». Это - за границей.
А у себя дома, в молодежных аудиториях, по-прежнему превозносит рекламу и агитки, иллюстрирует свои лекции стихотворными подписями для крестьянской карамели и лубками. Одесские «Известия» писали про «хвосты» (очереди у театров) рабфаковцев и комсомольцев, которые, «разочаровавшись маленьким нахальством его лекций... бурно и радостно аплодировали его стихам». Газета отмечала, что, кроме «наислабейших» (имея в виду опять-таки лубки «под Демьяна», агитки, рекламу), он читал те стихи, в которых «действительно и почти бесспорно вырос как настоящий колосс, говорящий языком революции...».
Да, к поэме о Ленине Маяковский, несмотря на лефовские загибы с «производственным искусством», подошел как поэт, органически усвоивший идеи и язык революции.
Как нам уже известно, Владимир Ильич резко отрицательно относился к футуризму и знал о Маяковском, что он - футурист, поэтому даже с некоторым раздражением говорил о нем Горькому. Однако запомнил, что тот назвал Маяковского талантливым и «даже очень». Знал он и об отношении Луначарского к Маяковскому. Это тоже надо иметь в виду, вчитываясь в строки поэта о Ленине.
К пятидесятилетию Ленина Маяковский написал стихотворение «Владимир Ильич». Ленина такие жесты лишь смущали и уж никак не могли влиять на отношение к автору. Решительно неприемлемыми для него в футуризме были анархические нападки на культурное наследие. Когда в «Искусстве коммуны» появилось уже упоминавшееся стихотворение Маяковского «Радоваться рано» с его «разрушительными наклонностями» и другие футуристические материалы, именно Ленин посоветовал Луначарскому «пресечь выступления такого рода в органах Наркомпроса». Так появилась статья «Ложка противоядия».
По этому же вопросу у Ленина шел острый разговор со студентами ВХУТЕМАСа (Всесоюзных художественных мастерских) в феврале 1921 года, когда Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной посетил их коммуну (общежитие). «Что вы читаете? Пушкина читаете?» - спрашивал он студентов. «О нет, - выпалил кто-то, - он был ведь буржуй. Мы - Маяковского». Ильич улыбнулся: «По-моему, - Пушкин лучше». Студенты с увлечением говорили ему о достоинствах «Мистерии-буфф», просили непременно посмотреть ее в театре. Владимиру Ильичу нравилось, с каким увлечением молодежь говорила о своем любимом поэте, и он с одобрением отозвался о работе Маяковского в РОСТА, признав ее революционное значение. После этой встречи, пишет Н. К. Крупская, Владимир Ильич «немного подобрел к Маяковскому».
Однако его огорчило отношение студенческой молодежи к классическому наследию. «Хорошая, очень хорошая у Вас молодежь, но чему Вы ее учите!» - выговаривал он Луначарскому. И в отношении к футуризму Ленин по-прежнему был непреклонен. А масла в огонь подлила поэма «150 000 000», в которой футуристический «комплекс» классики, культурного наследия сказался в особенно вызывающем виде.
Да к тому же еще Маяковский направил Ленину экземпляр поэмы с «комфутским приветом» и подписями своей и своих соратников по футуризму. Это могло выглядеть со стороны футуристов как прямой намек на близость взглядов и целей.
6 мая, во время заседания, Ленин передал Луначарскому записку, которая, несмотря на как будто бы неофициальный характер, совершенно категорично осуждает и поэму и Луначарского за покровительство футуризму, и издание поэмы большим тиражом. А М. Н. Покровскому Ленин прямо пишет: «Паки и паки прошу Вас помочь в борьбе с футуризмом и т. п.».
Часто общаясь с Луначарским, Маяковский, по-видимому, знал о ленинской оценке его поэмы. Косвенно об этом свидетельствует более строгое отношение поэта и к своему творчеству, и к высказываниям о культуре прошлого. А Владимир Ильич, может быть помня слова Горького о талантливости поэта, помня вхутемасовскую молодежь, влюбленную в его стихи, нигде официально не высказался о поэме «150 000 000».
В его библиотеке, в Кремле, кроме поэмы «150 000 000», стоят другие издания Маяковского: «13 лет работы», «Стихи о революции», «225 страниц Маяковского», «Солнце» (вторая редакция), «Маяковская галерея». Учитывая, что Ленин сам подбирал книги для себя, отмечал в библиографических списках то, что хотел получить, просматривал, нужные - оставлял, у него было желание понять Маяковского, понять «секрет» его влияния на молодежь.
Официально Ленин высказался о стихотворении «Прозаседавшиеся», опубликованном в «Известиях» 5 марта 1922 года. Высказался на другой же день после опубликования, выступая на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов.
Редактор «Известий» Стеклов не любил поэта, не принимал его стихов. В среде партийных товарищей он был не единственным, кто критически относился к Маяковскому. А Владимир Владимирович чуть ли не ежедневно заходил в редакцию «Известий» и, как всегда, собирал вокруг себя толпу сотрудников, шутил, спорил, подкидывал фельетонистам и художникам темы, читал стихи. Но он никогда не предлагал напечатать свои стихотворения, зная об отрицательном отношении к ним редактора.
Однажды он прочитал сотрудникам «Известий» стихотворение «Прозаседавшиеся». Ответственный секретарь редакции О. Литовский вспоминает, что стихотворение произвело на них очень сильное впечатление. Сам Литовский был настолько уверен в его идейно-политических и художественных достоинствах, что без всяких колебаний сдал «Прозаседавшихся» в набор. Оно прекрасно подходило под рубрику «Наш быт», тем более что газета в это время объявила поход против бюрократизма.
Стеклова в редакции не было, стихотворение напечатали.
Каковы же были радость и удивление сотрудников, когда они буквально через два дня узнали о выступлении В. И. Ленина на заседании комфракции съезда металлистов и его оценке «Прозаседавшихся»! Ведь это была политическая оценка, в ней раскрывался пропагандистский, воспитательный эффект стихотворения, что для газеты имело огромное значение.
Можно понять и волнение Маяковского, когда он узнал о выступлении Ленина еще до опубликования его в печати. Уже ночью он приехал в Центропечать, «заставил передать ему всю речь Ильича и долго расспрашивал о съезде» (Б. Ф. Малкин).
Вот что сказал В. И. Ленин:
«Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его... таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно».
Отзыв Владимира Ильича примечателен откровенностью и тактом, с которым он подошел к оценке стихотворения. Он не скрыл своего сдержанного отношения к Маяковскому как поэту и тут же сделал оговорку насчет своей «некомпетентности», чтобы его отношение не навязывалось бы другим. В последней фразе он еще раз предупредил, что не вступает в сферу художества («Не знаю, как насчет поэзии...»). Зато в политике - свойственная Ленину - полная определенность.