Эта шероховатость не отпускает мне грехи, потому что ниспослана за глупость, а не за храбрость. Я тычу туда языком, и что? И пишу все это. Но графоманство – не способ реабилитации.
После памятной ретирады в день демонстрации я не виделся с Бельбо около года. Я влюбился в Ампаро и не бывал более у Пилада, вернее, те несколько раз, когда я заходил с Ампаро к Пиладу, Бельбо там не было. Ампаро туда ходить не любила. Ее политический и моральный кодекс, несокрушимый как ее краса и почти что как ее гордыня, утверждал, что «Пилад» есть оплот демократического дендизма, а демократический дендизм в ее глазах выступал одной из скрытых, значит, и самых коварных, личин капиталистической идеологии. Весь тот год был дико прогрессивный, очень серьезный, страшно милый. Я даже находил время что-то делать для диплома.
Однажды я столкнулся нос к носу с Бельбо на набережной канала возле «Гарамона». – Вот это да, – весело начал он. – Любезнейший из тамплиеров! Мне как раз подарили один дистиллят незапамятной выдержки. И еще мне даны природой: картонные стаканчики, свободный вечер.
– Прекрасная зевгма, – оценил я.
– Прекрасный бурбон, залитый в бутылку, полагаю, еще до бостонского чаепития.
Не успели мы пригубить нектар, как Гудрун оповестила нас, что дожидается посетитель. Бельбо хлопнул себя по лбу.
– Совсем позабыл об этом типе, но, – заметил он с улыбкой, – это как раз ваш случай. Господин пришел по поводу книги, вы не поверите, о тамплиерах. Я его ликвидирую в две минуты, но вы должны подавать мне скальпели.
Точно подмечено. Это был именно мой случай. Я и заметить не успел, как оказался в ловушке.
17
Таким образом исчезли члены ордена Храма вместе с их секретом, – под покровом тайны жила их прекрасная надежда на некий земной град. Однако Абстракция, к которой были прикованы их усилия, продолжала в недостижимых краях свою недоступную жизнь… И не раз, в течение разных времен, она питала вдохновением те души, которые были способны восприять его.
Человек с лицом из сороковых годов. На снимках в старых газетах, найденных мною в подполе, у всех было это лицо, видимо, из-за некалорийного тогдашнего питания. Щеки западали, обрисовывались скулы, глаза блестели лихорадочно и ярко. Такие лица в кадрах расстрелов мы видим и у жертв и у палачей. В те времена люди с одинаковыми лицами расстреливали друг друга.
Посетитель был одет так: темный костюм, белая рубашка, серый галстук. Переоделся в штатское, инстинктивно подумал я. Волосы подозрительной черноты, напомаженные, хотя умеренно, на висках зализаны, на макушке лысина. Лицо покрыто загаром и изборождено геройскими складками самого колониального вида. Бледный шрам тянется через левую щеку, от угла рта до уха. Черный длинный ус в духе Адольфа Менжу закрывает продолжение царапины, и видно только, что губа когда-то была зашита. Дуэль студиозусов – мензур? Или касательная пуля?
– Полковник Арденти, к вашим услугам. – Бельбо досталось рукопожатие, а мне легкий кивок, в соответствии с рангом, как младшему редактору.
– Полковник действительной службы? – спросил Бельбо. Арденти оскалил великолепную вставную челюсть.
– На пенсии или, если хотите, в запасе. По виду не скажешь, но я отнюдь не молод.
– По виду не скажешь, – отреагировал Бельбо.
– Вот. А за спиной четыре войны.
– Вы начали при Наполеоне?
– Я начал лейтенантом в Эфиопии – добровольцем. Затем капитаном – добровольцем – в Испании. Получил майора в новом африканском походе. В сорок третьем… Скажем так: встал на сторону проигравших и сам проиграл все, кроме чести. Нашел в себе мужество начать с нуля. Иностранный легион. Спецподразделение. В сорок шестом году – сержант, в пятьдесят восьмом – полковник под началом у Массю. Как видите, я часто выбирал сторону проигравших. Когда пришли к власти левые – де Голль, – я вышел в отставку. Жил во Франции. Благодаря прежним алжирским контактам, я открыл фирму импорта-экспорта в Марселе. Тот редкий случай, когда выбор оказался к моей выгоде… Сейчас живу на ренту и посвящаю все время своему хобби, выражаясь сегодняшним языком. В последние годы я занес на бумагу результаты работы. Вот они, – и вытащил объемистую папку, по-моему, красного цвета.