Мы поднялись в Наташину квартиру и там, сидя в гостиной, попытались осмыслить все странности прошедшего дня. Осмыслить не получилось: девушки точно с ума сошли и у нас приключился спонтанный, но весьма неплохой секс. Когда всё закончилось, я доставил насмешничающую Гальку к месту проживания и твёрдо решил завершать чокнутый вечер. Зря решил.
Позвонила Оля и пригласила к себе. Ни секунды, не колеблясь я поехал к девушке, тем более, что она сама решила закрепить статус наших, прежде тайных, отношений. У Оли сильно пахло одеколоном Ильи, а сама она казалась слегка растрёпанной и крайне смущённой. Тем не менее, никто не стал ковырять ненужную истину, и мы занялись любовью. Всё прошло просто великолепно. Я даже не знал, что секс может быть настолько великолепной вещью!
К сожалению, это оказалось последней хорошей вещью в моей жизни.
Ранним утром, когда я выходил из подъезда Ольгиного дома, меня запихали в душный салон грязного фургона и повезли в неизвестном направлении. Утешало лишь то, что я сумел крепко приложить четверых нападавших. Двоих — до хруста в сломанных конечностях. Никто ничего не пытался объяснить, а весь долгий путь мою кожу ковыряли иглой шприца и глухо матерились, что «дрянь вытекает обратно».
Когда меня тащили в сторону двухэтажного, ничем не примечательного, здания, я успел заметить, как их другого грязного фургона выволокли растрёпанную Галю, с совершенно безумной физиономией. Это был последний раз, когда я видел кого-то, из наших. Но я их чувствовал. Некоторое время. Пока был жив.
Внутри здание больше всего напоминало элитную больницу своими стерильными коридорами и ровным голубым светом. Скоро мне объяснили, что это — исследовательский центр экспериментальной медицины, а сам я подхватил крайне опасный вирус, поэтому нуждаюсь в тщательном изучении и срочном лечении. Объясняла Анастасия Ивановна, наша знакомая. Перед объяснением она несколько раз поинтересовалась у похитителей, достаточно ли хорошо я закреплён в массивном металлическом кресле.
Естественно, никаким лечением здесь и не пахло. А вот изучений и исследований оказалось много, да. Очень много. Причём никто особо и не старался прикрыть истинную цель своих действий. А после неприятных, для всех, инцидентов, когда выяснилось, что прикосновение к моей коже вызывает мучительную смерть, с пациентом и вовсе перестали якшаться. Даже Анастасия Ивановна именовала меня попросту тварью, а санитары и охрана вели себя так, будто перед ними оказалась ядовитая змея.
Вот, как всё это было.
И вот, как заканчивается.
— Пётр Никитич, с чего начнём?
— Давайте-ка скальпель. Объект вроде как ослабел, поэтому защита может и не сработать. Ловушки готовы?
Зрение снова засбоило, поэтому тёмная фигура, опускающая какую-то коробку к правой ладони, то уменьшалась, то увеличивалась в размерах. Показалось, что рука оказалась внутри холодильника и её покалывают кристаллики льда.
— Константин, приступайте. Давайте, для начала, две фаланги мизинца.
Палец ощутил тупое давление, и вдруг резкая боль пронзила всё тело. Окружающий мир точно замер, получив, на мгновение, необычайную чёткость. Стал виден врач с блестящей маской на лице. Полыхнуло и густой туман вновь закрыл глаза.
— Чёрт побери! Вы целы? Новую ловушку, живо!
— Камеры включены? Пётр Никитич, смотрите: конечность регенерирует.
— Естественно. А образцов у нас, по-прежнему, нет. Видимо стоит брать более крупную часть, возможно она окажется стабильнее. Давайте сюда резак и полуметровую ловушку. Ставьте её на максимум.
— А если не выдержит защита?
— Теплоотделение минимально. В самом крайнем случае получим незначительный ожог роговицы. Приступайте.
Тихое щёлканье сменилось басовитым жужжанием. Теперь вся правая рука, пульсирующая болью, оказалась внутри холодильника. Я, конечно, балансировал на грани реальности, но тем не менее ещё мог понять: сейчас меня примутся распиливать на части. Самое странное: никто из людей не проявлял сочувствия, словно они кромсали деревяшку или проводили вскрытие трупа.