Этюдами Артем не мог похвастаться, работа не шла. Акварель его почему-то раздражала, а длительная постановка – натюрморт на рыбацкую тему, просто бесил. Поначалу Артём не мог понять, что его не устраивает, но потом до него дошло, что причиной было окружение. Разные приколы, шуточки в его адрес… Ему хотелось спокойно работать, а народ незаметно втягивал его в болтовню. При этом Артём видел, что трёп никому не мешает, и по сути безобидный. Проблема, в общем, была в его убогом письме, и самым простым решением было устраниться. Фентисов, наверно, не замечал или делал вид, что не замечает. Вагин дулся, но выжидал удобного случая, чтобы устроить трепку.
Каждое утро Артем собирал все самое нужное, распихивая по кармашкам своей куртки. Собирая этюдник, он готовил и краски, и бумагу, вешал на плечо «Зенит» и исчезал до ужина. От обеда ему, конечно же, доставались жалкие крохи. На ужине он молчал и уже редко с кем делился впечатлениями. Многие считали его чудаковатым и посмеивались над его поведением. Но в глаза говорили редко, опасаясь его колючего языка. Появившись в компании однокурсников, он перекидывался парой фраз с дежурным, узнавая о главных событиях, потом он что-то чертил в своем блокноте, искоса наблюдая за бесшабашным Геркой. Этот человек вызывал одновременно два чувства – восхищение и неприязнь. Герка, свято относившийся к рисованию, мог часами делать наброски движущихся по улице людей, стоять у мольберта в мастерской, или лопатить в библиотеке альбомы по искусству. Он был фанатом творчества и уже сформировавшимся художником. Но стоило ему оставить карандаш, как он преображался. Со стороны казалось, что в жизни у него нет никаких проблем. Особенно это нравилось девчонкам. Его беспардонная манера общения не только не отпугивала других, но, наоборот, привлекала к себе. Там, где был Герка, всегда смеялись и веселились. Забавы ради, он мог нацепить чье-нибудь платье и кривляться среди публики. Не брезговал он губной помадой, тенями, иногда потратив целый час на свой очередной костюм. Однажды вечером он собрал толпу от того, что вооружился обычной удочкой, налил в таз воды и забросил в него крючок. Так он просидел полчаса, периодически вынимая её и перенаживляя. Весь фокус был в том, что когда его отвлекали, кто-то умудрялся наживить на крючок рыбу, вырезанную из консервной банки. Было непонятно, для кого было устроено это представление и кем, но народ умирал от смеха. Кое в чем Герка был новатором. Затаскав свои джинсы, он сделал шорты, специально оборвав одну штанину ниже другой. У него появились свои поклонники, среди которых неизменно путался под ногами Болдырь. На пляже все обращали внимание на неровный загар Геркиных ног и тыкали пальцем. В отместку им Герка разрисовал свои плечи на манер бывшего уголовника и, не скрывая своего отношения к ситуации, смеялся. Наверно, если бы была его воля, то он бы и голым ходил по пляжу. Взрослые однокурсники не обращали на Герку особого внимания, делая поправку на его щенячий возраст. А ещё Герка очень любил болтать, о всякой ничтожной ерунде, напоминая обычную деревенскую бабу сплетницу. Подойдя к кому-нибудь вплотную, он шептал очередную байку, при этом смотрел по сторонам своими колючими глазами, и подмечал всё, что ему казалось интересным и важным. Самым большим изобретением Герки была, как он выражался, «поросячья живопись». Так он приобщал бедных животных к большому искусству. Он размалевывал свиней всеми цветами радуги, получая огромное от этого удовольствие, и заявлял, что это искусство будущего, и свиньи когда-нибудь выйдут на подиум. И для этого занятия не жалел красок. В поселке уже через неделю появились зебры, свиньи в горошек, с розочками по бокам. Герка умудрялся придать своей очередной жертве то жалкий, то свирепый вид. Ничего не подозревавшие хрюши полеживали на боку и только повизгивали от удовольствия. Какая свинья не любит, чтобы ее почесали! Однажды на боку очередной жертвы появилась надпись : «Подайте бывшему депутату государственной думы». Депутат, тряся жиром, бегал по деревне, вызывая и смех и возмущение у селян. Другие, типа «Поцелуй меня в губы» или «Я три дня не ела» лениво расхаживали вдоль заборов, нисколько не переживая за свой внешний вид.
Артём понимал, что основой его неприязни к Герке была всё же обычная зависть. И не потому, что Герка был хорошим художником, а потому, что он легко относился к жизни и ему было всё до лампочки.
Вечера всегда проводили у печки, где собиралась дружная компания. И при свете тусклой лампочки напивались на ночь чая, черпая его кружками прямо из ведра и заедая «дунькиной радостью». Чай был особенным, душистым, настоянным на травах, что в изобилии буйно цвели на окрестных пустырях. Бренчала гитара, и все наслаждались голосом маленькой, похожей на кнопку, Юльки Топоевой. Когда она пела, даже Герка сидел молча и терпел, делая серьёзный вид и сдвигая брови в нужных местах песни.