- Ты думаешь, они и вправду будут брать штурмом? – спросил он тихо и грустно. – Они нас так боятся?
- Вряд ли. Они постараются сделать всё тихо. Тихо и быстро. Им не нужен никто. Никто, кроме Хозяина. Они не будут стесняться в средствах, но создавать шум – не в их интересах: у них есть соперники, которые могут перехватить их так же, как и нас. Для мирового сообщества мы – такие же преступники. На одном уровне с Губой. Или даже хуже.
Она сама должна была бы отправиться вместо него, но обещание Альгису не бросать Виктора было превыше всего, превыше собственной жизни. И уж тем более, превыше чувств любящего Экселя.
Затем был вызван нотариус. Принадлежащий Елене и детям дом с участком в 24 га переходил по доверенности на Фернандеса, назначенного главным опекуном и домоправителем на 12 лет, плюс-минус несколько лет при особых обстоятельствах: если никто из детей не сможет или не захочет вернуться. Первым и основным наследником являлся сын, Виктор Мендес. Фернандес был готов выполнить свой долг, а Мендесу не оставалось ничего другого, как верить ему до конца.
Первые дни июля они жили, как на вулкане, в ежечасном ожидании кошмара: по электронной почте Эксель получил очередную не то угрозу, не то предупреждение, на этот раз абсолютно недвусмысленное, содержащее призыв к добровольному сотрудничеству. На обдумывание щедро отпускалась неделя. В случае согласия предлагалось выслать ответ на указанный адрес, дождаться курьеров и отбыть с ними. И – можно не волноваться: их просто доставят целыми и невредимыми по определённому адресу. В противном случае…
А Бет получила наконец-то долгожданное сообщение от своих, но оно не принесло утешения: на Альгиса совершено нападение, он в больнице. А на дом Мендесов готовится налет. Это не будет попытка внедриться, напасть исподтишка, устроить мелкую диверсию. Это будет серьёзно подготовленная акция, погром с целью захвата самого Виктора Мендеса лично. И затем – быстрое исчезновение. Попытки помешать разработке операции не удались, раскрытому агенту пришлось спасаться – и это ему едва удалось. Больше защиты со стороны ВАЗУ не будет. Надо уходить из дома – в условленное время им дадут знак, подберут около границы, скорее всего, у перевала, и переправят из Гростии, а пока что к ним самим подбирается полиция: к сожалению, они знают слишком много.
И Мендес, и Елена бешено сопротивлялись самой мысли об уходе. Но однажды слуги, вывозившие мусор на свалку и вооружённые, просто не вернулись назад. Это значило, что наружу выхода им уже нет.
Мэр Замостина сделал всё, что мог: организовал заслоны и дополнительные проверки на дорогах, предложил свою охрану – но это значило попросту подставить этих людей и устроить бойню у ворот. Если штурм начнётся с воздуха – а Бет знала, что Губин воспользуется вертолётом – охрана станет бесполезной: у них нет достаточно мощного противовоздушного оружия. Если операцию собираются провести быстро, значит, её проведут быстро. Губин не дурак, он прекрасно понимает, что запаса времени у него не будет.
Мендес вооружил оставшихся – и выяснилось, что оружия не хватает, а подвал не годится как убежище: самое глубокое помещение мало, да и то – с коммуникациями. Мендес, несмотря на сверхосторожность, оказался наивен и самонадеян, как дитя. Всерьёз никто не ожидал подобного поворота событий. Мендес снова засел за вызовы. Три дня прошло в напрасном ожидании – не явился никто. «Они явятся, чуть позже, многие слишком далеко…» - бормотал Мендес. – «Не может такого быть, чтобы никого больше не было. Гростия велика. А ещё существуют границы… Терпение – они явятся».
Бет скрипела зубами и сжимала кулаки. Интересно, о чём он думал, затевая свои эксперименты, на какой исход рассчитывал? Что всё сойдёт с рук, и он останется неопознанным? Сейчас – во всём мире - только один Альгис встанет на его защиту. Но Альгису судья – лишь Бог…
И Бет тоже оказалась заложницей Мендеса, но сделала это по своей воле: в отличие от слуг, она знала, на что идёт. Мендес, ну о чём ты думал, неисправимый мечтатель?
Мендес испытывал горечь утраты, разочарование, ярость голодного зверя, которого не подпускают к законной добыче, которую он поймал самолично, ценою кровавых ран.