- Насколько ты ему доверяешь? – спросила Бет напрямую.
- Я никому не доверяю настолько, насколько могу доверять себе. И то – под вопросом. Помнится, ты сама когда-то расписывала мне радужную перспективу – какие приказы я буду отдавать, если меня подстрелят или накачают наркотиками. В этом случае я не хотел бы довериться самому себе. Я бы просто стал транслировать слугам боль и безумие. Это было, пожалуй, самой серьёзной и неразрешимой проблемой, я даже не успел к ней подступиться. Так что, в твоих интересах меня оберегать, точно фарфоровую куклу, - криво усмехнулся Мендес. – Мегель такая же продажная шкура, как и остальные. Идеальных нет. Идеальны только личные солдаты, и я жалею, что у меня больше нет ампул, чтобы создать из Мегеля идеал. Так что остаётся ждать подвоха в любой момент. Думаю, на всякий случай нужно подстраховаться. Бет, поручаю тебе заняться телефонной линией – никаких городских телефонных переговоров здесь не должно вестись. Действуй – на своё усмотрение!
…Когда Бет вернулась в номер с «задания», Елена и Мендес уже находились в объятиях друг друга. Тем не менее, ночь прошла мирно, Бет, несмотря на опасную близость неистовых любовников, уснула мигом.
Рано утром Елена не выдержала и, тихонько выскользнув из-под одеяла, подбежала к окошку. «Какая прелесть!» - выдохнула она. Этот мирный пейзаж, ночь с любимым и свежее утро – вот что получила Елена в последний, славный день уходящего лета, день своего двадцатишестилетия.
Ей приветливо улыбался весёлый, хвойный, мшистый лес, просвеченный утренним солнцем. Не хотелось верить, что этот мир может хранить опасность, что где-то там ходят громкие, бесшабашные, весёлые и безобидные с виду враги, и безмолвные, жутковатые, с неподвижными взорами, беспощадные к себе и другим солдаты-защитники…
Лес напомнил ей былое.
Елена невольно начала представлять – каково бы это было, в Лущицком лесу, в сторожке, вдвоём с Виктором… Просыпаешься рано утром, лениво потягиваешься, не хочется ни о чём думать – о плохом думать вредно для здоровья, а думать о хорошем… Зачем? Ведь хорошее и так обволакивает, ласкает, щекочет со всех сторон. Вот солнечные зайчики, они пробуют на язычок щеку Виктора, потом – его ресницы, Мендес смешно моргает, мотает головой, не желая просыпаться, но когда Елена склоняется и целует его в губы, Виктор мгновенно просыпается. Он улыбается, он смеётся, он не хочет её отпускать, но она тянет его через комнату, распахивает дверь. Мурашки бегут по коже от утренней прохлады, по голой коже – ведь они стоят нагие на пороге, а вокруг бушует мир, их мир, и никого нет на многие километры, и никому сюда не добраться.
Дивный голубой мох, кровавые капельки брусники – нет, это не та кровь, что стекала по сгибу локтя или капала из распылителя в прозрачный куб в лаборатории Виктора. Это – чистейшая, первозданная кровь Природы, целебная и ароматная. Лаборатория Виктора. В ней тоже была красота и сила. Гениальные прозрения. Тяжкий, упорный труд. Игра мысли и воли, богатство души. Больше ничего нет. Ни лаборатории, ни армии слуг, ни красивого большого дома, ни детей, ни мамы, ни друзей. Ни мечты…
Почему ей так обидно сейчас, что всё исчезло безвозвратно и столь быстро, словно ничего и не было, словно приснилось? Ведь её заслуги в бездумном владении окружающим не было ни на грош – не она потом и кровью зарабатывала на этот дом, на беззаботность, на возможность растить детей в холе и достатке. Всё это заработал он. Она погоняла. Так ли? Что-то снова радость бытия сменилась сумраком. Неужели им больше не суждено радоваться и улыбаться?
Елена зябко вздрогнула и обернулась – Мендес не спал. Он смотрел на неё широко открытыми глазами. Как давно она не целовала его смех… И она пошла к нему, не отрывая глаз от усталого лица, и доставала из самых глубоких, тайных запасников улыбку, припасённую на чёрный день – самую тихую, самую нежную, самую сокровенную…
Г Л А В А 4
Итак, полностью очищенный от информации компьютер и опустевшее гнездо под президентской охраной никого более не привлекали. Незачем описывать здесь и сейчас, что вынес Фернандес, сколько допрашивающих и выспрашивающих стерпел или спровадил сам, либо с помощью именитых и высокопоставленных друзей, на какие уловки шёл и сколько времени потратил на восстановление интерьеров после погромов и обысков. Это – история для другого романа, в котором судьба Фернандеса тесно переплетена с судьбой детей Виктора Мендеса.