Чёрный джип выскочил из-за верхнего поворота, когда «Пежо», переваливаясь с боку на бок, полз вниз по петляющему, каменистому просёлку, почти скрытому деревьями от шоссе. И этот джип ему не понравился. Сидящие в нём непременно обратят внимание на нелепую машину, скачущую по булыжникам туда, где ей совсем нечего делать: к болоту, к ручью, к дремучему, непролазному лесу на склоне – время пикников давно прошло. Дорогу хорошо развезло, она превратилась в самый настоящий пыточный транспортёр.
И в этот самый момент Марик Бокман сделал новую попытку спастись. Бог его знает, как ему удалось выкрутить из шарфа руки, но он распахнул дверцу и вывалился кувырком прямо под колёса. Мендес резко вывернул руль и попытался его объехать. Машину повело на грязевой кашице, она запнулась у пня, который сам нырнул под днище. Машина взревела, споткнулась, взвизгнула, словно жалуясь, опрокинулась набок – и поползла со скользкой крутизны.
Перевернувшись разок, «Пежо» ударился о дерево и наконец-то затих, изредка всхлипывая. Мендес в судорожной спешке выползал через разбитое ветровое стекло. Бокман остался где-то позади.
Кажется, он подвернул ногу – острая боль пронзила лодыжку. Плевать – он перевяжет её и забудет о боли. Другая, более сильная и острая боль сидит в его душе.
Он прислушался – с шоссе с приглушённым мотором съезжала какая-то машина, не видимая отсюда: её закрывала чахлая берёзовая рощица и вплотную придвинувшиеся сумерки. Возможно, придётся стрелять.
- Что ж, приятель, ты заменишь меня, - сказал Мендес Бокману, подтаскивая бессознательного доктора к машине. Он стянул с него дублёнку, кое-как втиснул в свою кожаную куртку, прислонил к колесу. Его обнаружат здесь очень скоро – джипу ничего не стоит прочесать окрестности, найти сторожку по струйке дыма. Теперь Мендес точно знает, что женщин надо уводить.
Всё складывалось отвратительно. Он делал одну ошибку за другой – разум будто изменил ему, судьба отвернулась. Такого не бывало за лабораторным столом. Но реальность оказалась сложнее научной работы и лабораторных манипуляций. Кажется, в жизни он совершал только ошибки. Похоже, все нити уже давно выпали из его рук, и чем ближе он подходил к своему светлому счастью, тем плотнее со спины подступала тьма.
Елена… Она была самой большой его победой – и последней. И похоже, единственной. По сравнению с ней всё прочее оказалось мелким и нестоящим. Все его несостоявшиеся свершения и амбиции, неправедные войны, истинные враги и неистинные друзья. Елена – вот имя путеводной звезды. Мендес думал о ней с неизъяснимой нежностью. Она должна жить. Пусть гибнет мир вокруг, пусть его убивают – медленно и долго – она должна жить!
Мендес прислушался ещё раз – звуки машины удалялись и скоро затихли вдали. Неужели пронесло? Мендес пнул ногой не свершившееся спасение. «Пежо» пискнул. Да у них теперь целая коллекция рухляди!
- Прости, дружок, у меня нет времени тебя тащить, - прошептал Мендес врачу, безучастно уставившемуся в холодное небо, – Встретимся в другой раз…
И он, прихватив фонарь, побежал прочь…
Кн. 3, ч. 4, Бог устал нас любить, гл. 11 - 12
Г Л А В А 11
Сон сморил неудержимо и неотвратимо. Бет отключилась, не сходя с места, лаская ресницами и губами жёсткий, корявый стол. Тусклый, ледяной свет просочился сквозь драные шторки, и она подскочила, как подброшенная пружиной.
Елена и Мендес ещё спали, не меняя положения. Зато Венечки в сторожке не оказалось. Бет его недооценила. Полено валялось на пороге. Сюрприз ожидал и во дворе - шина «Лады» оказалась проколота, чтобы за хозяином не организовали погоню. Венички след простыл. Он рассчитал правильно. К рассвету доберётся до шоссе, подхватит попутку до Братова, заявит об автокатастрофе, «Ладу» разыщут, вывезут, а заодно обнаружат беглецов.
Однако Веничка не забрал ключей. Подарил он им свою машину, что ли? Бет залезла внутрь и обнаружила записку, прямо на сиденье: «Ничего не бойтесь, я не стукач и никогда не стану. А машину тюкнул на всякий случай, чтобы следом не попёрли. Всё равно менять пора. Чао! Бетти, детка, ты – супер, жаль, раньше не встретились, я бы тебя трахнул. Доктор Суслик».