- Ты дала исчерпывающие указания, Бет. Я не ошибался, ты могла бы стать талантливым соратником императора.
Мендес взял паренька за плечи, пристально взглянул в глаза. Голова у того запрокинулась, зубы клацнули, но Мендес не отвёл взгляда. Это длилось три минуты. Всего лишь три минуты. Но за эти три минуты перерождение почти завершилось. Перед ними вновь стоял послушный и не знающий усталости и пощады к себе робот.
Даник ушёл. Мендес поспешно вернулся к Елене. Сегодня Бет сделала ей последний укол из своей аптечки. И это был не антибиотик. У Елены начались месячные. Кровотечение больше походило на выкидыш на раннем сроке беременности, усугубленный простудой. Елена подтвердила, что была задержка почти две недели… «Это ослабит её ещё больше», - с тревогой думала Бет. – «Теперь мы точно прикованы к этой треклятой сторожке, где нас обнаружить проще простого...» Почему она не пристрелила этого разговорчивого доктора? Или не связала? Скорее всего, она паршивый соратник и полководец. Даника надо было отправить на поиски Суслика. Или – на поиски машины…
Мендес не отходил от Елены. Он держал её руку, они переговаривались глазами, и в глазах проплывала их жизнь. Жизнь, в которой было намешано всякого: хорошего и дурного, доброй воли и насилия, жестокости и нежности, любви и ненависти. Но это было их достояние.
- Ты помнишь? – вдруг тихо спросила она.
- Да? – он наклонился к ней.
- Помнишь – на берегу? Наша мелодия… Смотри мне в глаза, милый!
Они смотрели друг другу в глаза, и в глазах колыхалась лиловая глубина греческой ночи и огромные, маслянистые звёзды.
Играла музыка, пел странный голос, надрывный, нервный, полный затаённой тоски по несбывшемуся и невозможному, или бывшему – и ушедшему в небытие.
- Ты слышишь? Слышишь? Он поёт для нас…
- Да. А мы танцуем. Когда ты совсем поправишься, мы будем с тобой танцевать на светлой, душистой поляне, под тёплым солнцем и голубым небом. Мы всё восстановим из праха, ведь всё наше – с нами.
- Обними меня – я хочу представить, что мы танцуем на берегу. Мне так было хорошо тогда!
- И мне тоже. Лучше, чем когда-либо. Я люблю тебя.
- И я люблю тебя…
Последняя близость случилась ещё в первом мотеле, на мягкой, чистой и тёплой постели. Это было так давно, словно в другой жизни – но воспоминания грели их до сих пор.
Музыка играла всё громче и громче, она захватила обоих в плен, унесла в другой мир, туда, где они строили империю, не думая о расходах и не считаясь с затратами. Они были почти счастливы своим мысленным удачам и ярким миражам. Невыразимая нежность баюкала их на своих волнах, плескала крылами и вздымала высоко к небесам. И что им за дело было до всего огромного мира?
Только миру было дело до них. То не они гнули свою линию. Это линия гнула, ломала, корёжила и давила их.
Ночь прошла в безумном напряжении. Они вздрагивали от каждого шороха. Бет и Мендес поочерёдно дежурили возле сторожки, прохаживались взад-вперёд по тропке. Неизвестно было, откуда ждать опасности и пришествия. Со стороны ручья, где нежданно-негаданно появился Даник, или со стороны шоссе, или вообще с неба. Мендес жалел, что так и не удосужился обзавестись вертолётом. Куда ни кинь – кругом одни промашки. Император без империи…
Перевал был близок, как тот самый пресловутый локоток, который не укусишь. Судьба дразнила их.
В промежутках Мендес упорно посылал призывы, то впадая в отчаяние, то улетая в надеждах.
Утро принесло одни разочарования.