Вода. Проклятье! Она – всюду. Подъём. Слева послышался стон. Мендес бросился влево. Зажёг фонарь. Луч наткнулся на неподвижное тело… Елена? О Боги! Да, это она. Почему она лежит? На холодной земле? Ранена? В неё стреляли? Зачем? Кому она могла помешать?
Мендес ощупывал её, пока руки не окунулись в мокрое и липкое. Ноги. Кровь. Ей стреляли по ногам. Елена снова застонала и разлепила веки. Её бил озноб.
- Виктор, - прошептала она и попыталась улыбнуться. – Ты пришёл. Теперь ты меня спасёшь? Да?
Мендес едва мог выдавить из себя звук. Голос не желал слушаться, пульсирующий ком в горле, слепленный из гнева и боли, душил и давил.
- Кто это был?
- Женщина. Бет стреляла в неё. Мне было больно, Вик.
- А сейчас?
- Уже нет…
- А где Бет?
- Она рядом.
Мендес пошарил фонарём – Элизабет Спенсер лежала поодаль в чёрной, блестящей, застывающей лужице, раскинув руки. Она никого не успела спасти на этот раз, но её душа попадёт в рай, потому что она не успела спасти и себя тоже. Прости, Бет, но мне некогда прощаться с тобой!
Мендес закрыл ей глаза, потом взял Елену на руки и понёс к сторожке. Споткнулся о мёртвое тело, но даже не взглянул, кто это – просто перешагнул.
Положил Елену на лежанку, засветил керосинку – душный чад и виноватое морганье язычка говорили о том, что огню осталось недолго жить.
Кто бы это ни был – он либо затаился и ждёт его, либо ушёл за подмогой, но непременно вернётся. Может, он уже подбирается к дверям. Но прежде всего – перевязка.
Елена потеряла много крови. Её колотило, судороги время от времени сводили тело. Она пыталась кашлять – и не могла. Пошарив в сумке Бет, Мендес достал последний инъектор с сильным обезболивающим, приберегаемым на чёрный день, и сделал Елене укол – такая привычная процедура.
Её глаза были полны ужаса.
- Это несправедливо… - вдруг едва слышно произнесла Елена.
- Что? – Мендес застыл на коленях с полосками грязной простыни в руках.
- Это несправедливо, Мендес – мы оба с тобой виноваты. Почему же мне умирать, мне?
- Помолчи, милая, не теряй силы, ты не умрёшь. Сейчас я перевяжу тебя – и мы уйдём. Уйдём искать ферму. Здесь нельзя находиться. Темнота предала меня – темнота и спасёт.
- Виктор, у меня были схватки. Очень болел живот…
- Потерпи, милая, продержись ещё немного, ты сильная, доктор Штоф говорил, что ты очень сильная…
Он укутал её в одеяло, скрутил фитиль чадящей лампы. Взял на руки – и покинул негостеприимную поляну.
Он снова решил идти вниз, пересечь реку, но идти прочь от ручья, затем – на луга – и к самым ближним посёлкам. К той самой ферме. Без людей ему не обойтись. Придётся верить…
- Куда ты идёшь? – снова тихо, но чётко произнесла Елена.
- Хочу пойти в сторону Брусничных Полян – по карте они рядом, и – на ферму. И не разговаривай – ты слабеешь от разговоров.
- Там-то они тебя и поймают, Мендес.
- Успокойся, милая, здесь тихо и никого нет. Мы одни в целом мире.
И это была чистая правда. Ибо, если бывает тишина каменной, то их сейчас окружала именно такая, твёрдая и прочная, незыблемый монолит.
- Они вернутся за тобой. Надо выходить на шоссе. Там – машины и люди.
Елена была права. Он не доберётся до фермы – ноги его совсем плохо слушаются.
Значит, так. На обход времени нет. Он пойдёт прямо вверх. В крайнем случае, оставит Елену вблизи стоянки – и выйдет на шоссе. Дьявол, как ему не хватает сейчас того врача! Может, найти его, пока не нашли другие? Встать на колени, просить прощения у него и у Бога – может быть, они спасут ей жизнь?
Елена умолкла. Она прекрасно понимала, что им обоим не спастись. Жажда жизни не обманывала её. Она совсем ослабела. И чем больше слабело её тело, тем больше силы, казалось, вливалось в Мендеса.
Приступы дрожи, сотрясавшие её, постепенно утихали. Елена закрыла глаза, отдыхая, но через минуту открыла вновь. Силы совсем покинули её, но Елена улыбалась. Слабая, но ясная, улыбка пугала Мендеса. Она будто говорила ему: «Я знаю самую главную тайну жизни. Ты не узнаешь этого никогда».