ил, что поп крестится двумя перстами - значит, Никона с его реформой еще не было... (А Иван - то Грозный, слава Богу, уже помер)! Ну, что ж - подумал он, - это или конец шестнадцатого века, или первая половина семнадцатого... Может, самая "Смута"? А ведь интересно! С этой мыслью он проснулся. Глава 3. И приснится же такое! Будто даже и не сон! Да, жить там, конечно, не сахар... И несытно, и небезопасно... А вот люди вроде бы добрее. Да и проще, искренней. А, может, лучше было бы не просыпаться? Сейчас надо вставать, одеваться, плестись на работу, с кем - то там о чем - то разговаривать - всегда о неинтересном, угрюмо копошиться, выполняя никому не нужные обязанности, потом толкаться по очередям за какой - нибудь снедью, и, наконец, притащившись устало домой, кое как подкрепившись, уставиться в "ящик". И тупо глазеть на обрыдлые физиономии знать тебя не знающих людей, пока не заснешь! И так изо дня в день, из года в год - пока не умрешь! А тот поп - вроде добрый мужик: может быть, и грамоте не больно - то учен, но так и кажется, что знает что - то самое главное: зачем он живет на земле и где благо, где зло. А спроси у меня - не скажу: буду долго и путано рассуждать о "высоких материях", много произнесу учных фраз, но все самое главное, самое важное так и пребудет в тумане! Потому что Веры настоящей нет, да и Любви - то "кот наплакал", и надеяться особо не на что! А почему? Да потому, наверно, что "жрецы" - то наши современные сами ни во что не верят, никого не любят! И каждый нутром это чует и не верит жрецам и вождям, да и ближним своим! Хорошо, если можно забыться хоть в чем - то: деньги, бабы, вино, барахло, "жигули"... Но не всем интересно! Я вот ничего такого не имею да и не стремлюсь, и, видно, нечего мне делать в этом муравейнике ущербных, равнодушных, бездуховных... Может, лучше было бы остаться в той эпохе навсегда? Но почему будильник не трезвонит? И темно... Ночь еще, что ли? Скорей бы светало, а то эта тьма прямо давит! И вдруг стало светлеть, проступили очертания предметов... Но он не узнавал привычной обстановки своей комнаты: мебели практически не было, да и стены как будто отсутствовали - со всех сторон его окружали серовато - голубые поверхности, приятно поблескивающие в ровном матовом свете. Источник этого света тоже трудно было определить: он как бы равномерно заполнял все пространство. Александр, изрядно озадаченный, довольно долго озирался - сперва лежа, потом сидя... И вот что его доконало: и лежал он, и сидел как будто в пустоте: он чувствовал упругую и мягкую опору, но видеть ее почему - то не мог! Одно из двух: или я опять сплю, или... - нет! Никаких "или"! Что за идиотская фантастика! Но если я понимаю, что сплю... - разве спящий может это понимать? От этих мыслей ему стало крайне неуютно. - Надо что - то делать... А услышу я свой голос? Надо что - нибудь сказать... - "Здравствуйте!" - произнес он нарочито - отчетливо. Со слухом оказалось все в порядке. Более того - ему ответили! Но он не понял - что: это была явно какая - то фраза, и звучала довольно приятно, в ней слышались какие - то знакомые звукосочетания, но смысл не доходил. - Кто мне отвечает? -думал он - живой ли человек, или какое - то устройство? Одно понятно: если это не "тот свет", то надо думать, что какое - то отдаленное будущее! И тут он почувствовал, что в его сознание поступает беззвучная, даже бессловесная информация. Он узнал из нее много любопытного о себе самом: что он очень архаичный индивид, и поэтому не может вести нормальный образ жизни, а, следовательно, нуждается в серьезной психофизической обработке. Что сначала предстоит выяснить причины такого его состояния, и для этого он должен ответить на некоторые вопросы. И вопросы не замедлили посыпаться... Когда ему пришлось назвать свой год рождения, последовало некоторое замешательство. Его спросили, сколько ему лет. Когда он назвал и эту цифру, воцарилось долгое молчание. Потом потребовали назвать текущую дату, и он чуть было не назвал, но вовремя удержался и сам вопросил, какой нынче год. Но ответа не понял. Тогда переспросил - какой год от Рождества Христова. После некоторой паузы ему ответили. Ответ потряс: выходило, что эта эпоха отстоит от его современности примерно на такой же период, как и та, в которой он побывал только что - но... в обратную сторону! Естественно, меня считают сумасшедшим или слабоумным! - подумал он невесело. А, может быть, у них такие случаи нередки? Вдруг это какой - нибудь эксперимент? Однако вряд ли: больно уж удивлены! Но ведь, по Эйнштейну, из дальних, космических рейсов, при достаточно большой скорости... Надо спросить! И спросил. Но на эту тему с ним не пожелали разговаривать Зато предложили решить в уме весьма головоломную задачку. Он долго морщил лоб и, наконец, довольно неуверенно сказал ответ. Но его медлительность, как видно, не устроила вопрошавших. Вопросы прекратились, но возникло ощущение, как будто у него копаются в мозгах. И вскоре пред ним как бы замелькали все события его нескладной жизни, начиная с самого младенчества. Вс это проносилось с невообразимой быстротой - и то, что постоянно жило в памяти, и то, что было накрепко забыто - и многое из этого забытого оказывалось очень значительным и важным, может быть, и самым важным в его жизни! Было там и приятное, и отвратительное, и просто - напросто ужасное, и этого ужасного оказалось вовсе не так мало! Он просто ощутил брезгливость к самому себе: - так вот какое я дрянцо! Да разве я - такой - имею право жить на свете?! И что "они" подумают!... И с этой мыслью он опять проснулся. Глава 4. О, Господи! Теперь - то где я нахожусь? - Он лихорадочно окинул взглядом окружающее пространство. Кругом были привычные атрибуты его невеселой одинокой жизни. Да еще уныло зазвонил будильник. Но ему даже в голову не пришло вставать и начинать обычную дневную тягомотину: он весь был поглощен случившимся (или приснившимся?) Да и голова просто раскалывалась. - Наверное, придется заболеть: надо же хоть как - то оклематься после всего этого! Пускай попробуют не дать больничный! - Подумал он с несвойственной ему решимостью. - Хотя надо быть полным идиотом, чтобы рассказывать кому бы то ни было об этих приключениях... Скажу, что общее состояние мерзопакостное, и это будет чистейшая правда! А пока не грех и поваляться, да поразмышлять... Что это могло быть? А вдруг именно эта, "настоящая" моя жизнь и есть сон? А какая - то из тех есть явь? Нет, не похоже: больно уж чужим я оказался и в прошлом, и в будущем! Хотя и здесь - то я не очень свой: ведь не стыкуюсь, явно не стыкуюсь с окружающей действительностью! А, впрочем, кто же с ней вполне "стыкуется"? Много ли таких? Просто многие живут "зажмурившись" - вот им и кажется, что вс "более - менее"... А на самом - то деле!... Говорят одно, думают другое, а делают третье! И считают это чем - то естественным, само собой разумеющимся! Тут ему вспомнилась мгновенная "прокрутка" его собственной жизни, и он тяжко вздохнул: - а ведь и я недалеко ушел! Да ведь иначе и нельзя, наверное: иначе в лучшем случае - "психушка"! Ну, а в тех эпохах с этим как? Неужели человек всегда "тиран, предатель или узник"? Страшновато снова попадать "туда", а все же интересно! Просто до безумия! Тем более, что опыт кой - какой уже имеется - авось не буду выглядеть столь "малохольным"! Он нехотя поднялся, кое - как привел себя в порядок, что - то съел, нетвердой походкой вышел из дому и вскоре очутился на приеме у врача. Врач - обычная для "полуклиники" усталая женщина средних лет, знавшая его, в основном, по простудам, как видно, и на этот раз ожидала услышать обычные жалобы на высокую температуру накануне вечером, на кашель, насморк и тому подобные "страдания". Но больной стал сбивчиво повествовать о том, что "голова болит", "тут болит", и "там болит", да и "ноги - то еле таскает"... - Не похмельный ли синдром? - мелькнула у нее догадка. - Так ведь вроде бы не пьющий... Да и вообще - интеллигентный человек... И симулировать, наверное, не стал бы - глаза честные... Вот нервишки, как видно, шалят! Одинокий, кажется, затюканный... Объективно - все более или менее... Что ему написать в бюллетене? Перебрав весь нехитрый набор популярных диагнозов, не остановилась ни на одном. - Ох уж эти мне интеллигенты! Захотел отдохнуть - так соври что - нибудь поскладней! А он что - то мямлит - мямлит, и при этом явно чувствует себя чуть ли не преступником! Придется подсказать! - У Вас, наверно, сон плохой... Но при упоминании о сне больной еще больше смутился: на его лице изобразилась явная растерянность - чуть ли не смятение - как будто проникли в какую - то его тайну! - Неприятные сновидения часто бывают? - Больной подавленно молчал. - Неврастеник какой - то! - подумалось докторше. А не показать ли его Евгению Кирилловичу? И через несколько минут Александр очутился в другом кабинете. Глава 5. Евгений Кириллович был редким для обычной поликлиники врачом: он привык серьезно думать на работе. Это доставляло ему массу неудобств и нареканий: очередь к нему всегда двигалась медленно, больные, и без того нервные, иногда приходили в неистовство. Но он ничего не мог с собой поделать: таким уж его создал Бог! Прозябание в "полуклинике" почему - то не убило в нем любви к своей профессии и участия к людям. В свое время, еще в институте, он подавал немалые надежды и вполне бы мог, со временем, выбиться в профессора, но... "обстоятельства"... зависть... интриги... Однако в кругу специалистов его фамилия была небезызвестна: помещал толковые статьи в специальных журналах, участвовал в консилиумах... В глубине души был не во всем согласен с самим Павловым: собаки - собаками, рефлексы -рефлексами, а пресловутая душа все же должна быть - в этом он был непоколебимо убежден! ( Из - за этого ему и диссертацию "зарезали"). Э, батенька, - подумал он, незаметно, но пристально вглядываясь в Александра: да ты, пожалуй, мой - со всеми потрохами!... Что - то в тебе есть - и очень, очень интересное: явно много интеллекта... Ну, нервишки, конечно, малость того, но главное - то, главное - не в этом: у тебя душа жива, и, в силу этого, болит! - Что, больничный не дают? - обратился он к пациенту максимально располагающим тоном. -Не волнуйтесь: думаю, что с этим у нас проблем не возникнет. Вы только поподробней отвечайте на мои вопросы: все мы чем - то, да больны! А у Вас и жизнь, как видно, не особо радостна, и что - то изнутри Вас явно беспокоит... Депрессии часто бывают? - Пожалуй, - сказал Александр. -И сейчас, наверно, она тут как тут? - Вы правы. - Вот видите - это уже диагноз... Ну, и есть, наверно, что - то, что Вас мучает, тревожит, беспокоит? Этого добра всегда хватает...- Ну, а в данный - то момент? Конечно, можете не отвечать, но очень бы хотелось все - таки услышать: профессиональный, знаете ли, интерес, да к тому же Вы мне чем - то симпатичны: вижу, что человек мыслящий и достаточно содержательный, только вот закомплексованный... Впрочем, я и сам достаточно закомплексован: это нам - интеллигентам - всем знакомо (тут он подмигнул). И уставился на Александра сдобным профессорским взглядом: уважаю, мол, и понимаю, и сочувствию - не напрягайся, будь самим собой... Александр, конечно, понимал, что это профессиональная игра, но все же несколько размяк: ведь человек действительно старается, ищет пути, как помочь... Да и специалист он, видно, неплохой, и человек достаточно приятный - повезло, можно сказать! Но разве можно взять и выложить даже ему всю правду? Тут, наверно, не о бюллетене речь пойдет, а уж наверняка о койко-месте! А, с другой стороны, кому же, если не ему? В себе носить - с ума сойдешь! Попробую, пожалуй, рассказать сугубо как о сновидениях: дам ему понять, что у меня и в мыслях нет считать это чем - нибудь реальным! И начал, заикаясь поначалу, даже замолкая временами, повествовать о происшедшем накануне. Врач слушал внимательно и с явным интересом, но нельзя было понять верит он или не верит и как он все это расценивает. Он почти не прерывал его какими - то вопросами, лишь изредка прося что - либо уточнить. Когда рассказ закончился, он заявил, что очень благодарен: все это настолько интересно... Просто, знаете ли, неизъяснимое удовольствие Вы мне доставили - честное слово! Но мне показалось, что Вы это все понимаете только как сновидения... Я не ошибся? - Нет, Вы правильно поняли... А как - же понимать иначе? - Вот это и есть самое интересное! Именно это! Ну, бред, галлюцинации можно исключить сразу: поверьте - у меня есть опыт! А можно Вас спросить: Вы твердый материалист? - Да нет, знаете ли, отнюдь... А Вы? - И я, представьте, тоже... То есть - был когда - то, как и Вы, наверно, материалистом. Но сама моя работа мне давала много материала для сомнений... Только не спешите вешать мне ярлык "идеалиста": мне кажется, что обе эти позиции примитивны и узколобы: истина же даже не посередине, она где - то сверху: нет, наверное, ни пресловутого "духа", ни осточертевшей по учебникам "материи": это, в сущности, условные понятия - они не отражают сути Бытия... Последовала некоторая пауза, и Александр решил ее использовать: заговорил о духоматерии. Да! Конечно! Конечно! Вы правы: именно она! Я рад, что Вы имеете понятие, об этом! Это ведь снимает тот "основной вопрос философии", из - за которого столько копий впустую поломано! Тут он с досадой взглянул на часы: - Эх, батенька, заговорились мы с Вами! Я ведь на приме - сейчас начнут двери выламывать! Но у нас еще будет достаточно времени: подержу Вас на больничном, сколько можно. Приходите послезавтра, лучше чуть попозже - чтоб народу было меньше. Ну, всего Вам наилучшего - душевно рад был с Вами познакомиться! Глава 6. Кто - то энергично тряс его за плечи. Временами он ощущал и увесистые тумаки. Но проснуться все никак не мог: глаза не открывались. Потом тряска на минуту прекратилась, после чего вдруг стало холодно и мокро. Тут глаза наконец разлепились, и перед ним оказалась чья - то бородища. - Ну, слава Тебе, Господи! - услышал он слегка знакомый голос и, вглядевшись, опознал "того" попа. - Я уж боялся, как бы ты во сне не помер! Как вчера заснул, повечеряв, так до самых сегодняшних сумерек не просыпался! Я и к обедне, и к вечерне сам звонил... Ну как, Лександр? болит чего? - Да вроде нет, - промямлил Александр. - Ну, и слава богу! - довольно прогудел в бороду поп. - Подымайся с Божьей помощью - вечерять будем! Мне сегодня прихожане горшок масла да яичек принесли: устроим пир! А то, небось, голодный... Тут он со скрипом отворил маленькую дверцу и сказал кому - то: - Ну, проснулся наш байбак! Идите вечерять! Раздался топот многих босых ног, и в каморку ввалилась целая орава детворы. Они были разного возраста, но одеты были одинаково: в посконные рубашки, да и похожи были друг на друга. Подбежав к Александру, они разом загалдели вперебой кто о чем. Но, в основном, каждый пытался рассказать, как они весь день его будили - так что батюшка, в конце концов, прогнал их, наконец, отсюда - уж больно они изощрялись: залезали на него все пятеро зараз, а потом даже с лавки стащили! - Ох, и брякнулся же ты - ну аки куль с мукой! - тараторили они со смехом. Но тут появилась дородная женщина в сарафане - как видно, хозяйка - неся на ухвате чугун, из которого распространялся аппетитный запах. Дети тут же кинулись к столу и расселись вокруг чугуна, нетерпеливо елозя в предвкушении трапезы. Хозяюшка беззлобно цыкнула на них и обратилась к Александру: - Что, болезный, оклемался? А уж мы то напужались: цельный день не ел - не пил, все спал да спал! Эх, сдается - не только на баб луна действует! - Луна? - переспросил Александр. - Луна, Луна, милок: ведь полнолуние сегодня! Да, помнится, хозяин мой и привел тебя аккурат в прошлое полнолуние! Вот оно что! - подумал Александр. И впрямь, наверно, можно расписание составить! И Евгений Кириллович наверняка обрадуется такой находке! Евгений Кириллович успел стать ему близким приятелем: за те почти что три недели, что он держал его на бюллетене, много у них было разговоров - и довольно содержательных: говорили, так сказать, по-русски: обо всем на свете! Тот довольно откровенно рассказывал о себе, и этим вызывал на откровенность Александра. А по поводу чудес, происходящих с ним, они договорились сразу: Александр пообещал рассказывать ему все откровенно и во всех подробностях. Его новый приятель, правда, сетовал, что не сумеет оказаться рядом с ним при очередном "сеансе": а то можно было бы и энцефалограмму снять - прибор бы он достал... И вот теперь, наверное, удастся! Настроение изрядно поднялось. Тем более, что снова появился поп и все прочли полагающуюся перед трапезой молитву. После чего началась сама трапеза. Хозяйка сперва положила из чугуна супругу в глиняную плошку, потом Александру, потом каждому из детей, и потом уж себе. Ели все с аппетитом. Вскоре дети стали ныть, прося добавки. Кто - то из них, видя, что мамаша отвернулась, попытал