— Теодор, я… Ты точно не поедешь со мной?
Он отрицательно мотает головой, и я громко вздыхаю. Мистер задница повернут ко мне задницей, и я, как и раньше, чуть ли не с разбега падаю на его кровать, сильно шлёпнув его и тут же крепко обняв.
— Ай, Ана, больно же!
— Хватит нюни распускать. Переодень футболку и поехали.
— Я не хочу! Не указывай мне…
— Тедди, пожалуйста, — целую недовольного мальчишку в плечо, в ушко, и он замирает, сжав мою руку, обнимающую его. — Папа очень соскучился по тебе. Да и ты по нему, я уверена. Он там совсем один, целыми днями, ему плохо… Ему просто нужна поддержка семьи. Твоя.
Мальчишка молчит, молчу и я, одной рукой крепко обнимая его, а другой массируя копну медных волос, подстриженных в модную прическу.
— Ана, мне так страшно…
— Ты думаешь, мне не страшно? Мы справимся с тобой. А папе, помимо того, что страшно и за себя, страшно за нас. И ему очень больно, Теодор. Нам просто нужно быть вместе, обнимать его и верить в лучшее.
Теодор, наконец, поворачивается ко мне лицом, он крепко обнимает меня, тихо всхлипывая, и я целую в лоб этого несчастного ребёнка, успокаивающе поглаживая по спине.
— Я люблю тебя. Прости.
— Я тоже очень люблю тебя, моя радость. Пожалуйста, не будь со мной таким жестоким. Я тебе не мама, ты прав, но я…
— Ты ещё лучше. Моя мама Ана!
— Негодяй! — тыкаю засранца под ребра, он хохочет, боится щекотки, и я ещё немного мучаю его, пока он не начинает улыбаться, поймав мои руки. — Поехали. Папа ждёт нас, — стираю его слёзы с лица, целую в нос моего мальчишку, и он немного смущается, обнимая меня.
— Поехали.
Мне тяжело. Но ему ещё тяжелее, он ребёнок. Наш очень залюбленный ребёнок, который до сих пор в глубине души боится, что его снова бросят.
Ни за что и никогда, как бы он не бесил меня. Нужно будет извиниться вечером, хоть он и заслужил эту пощёчину.
И пускай завтра всё снова будет так же, он снова будет кричать, что я ему не мать, я люблю его. Очень сильно люблю.
***
12.
— Эй, ты чего такая грустная? — Теодор как-то неожиданно оказывается рядом, и я вздрагиваю, испугавшись. — Я не хотел тебя напугать. Привет.
— Привет… — плотнее накрываюсь пледом, Тедди помогает его подоткнуть, и садится на диван рядом со мной. Он ждёт, смотря на меня, и я падаю в его объятия, едва сдерживая слёзы.
— Ана, что случилось?
— У тебя тон как у отца.
— Удивительно, правда? — парень усмехается, но настаивает. — И всё же? Вы поссорились?
— Нет, наоборот… Папа приедет через час, он звонил. Я соскучилась по вам обоим. Ты так неожиданно вырос…
Мальчишка совсем взрослый, мальчишка учится так много, что приезжает домой только на выходные, и Кристиан чертовски гордится сыном. Гордится тем, что имея безотказного отца, он не выбрал путь золотого ребёнка. Будто у ребёнка был выбор, имея такого отца и мачеху-карьеристку.
Мачеха.
До сих пор не люблю это слово. Иногда он называет меня «мама Ана», просто зовёт по имени, и мне так намного уютнее. Моя вредина, до сих пор любящая обнимать меня, без всяких подтекстов.
Грейс высказала теорию, что Теодор влюблен в меня и видит во мне сексуальную женщину, а не его «маму Ану». Мы с Кристианом больше десяти лет вместе, а она так и не приняла меня, полностью, как Кейт. Она смеет говорить такие вещи обо мне и моём ребенке. Ему не нужно иметь интерес ко взрослой женщине, когда у него полно красивых девочек под носом, он чертовски хорош собой. Мне кажется, он намного сексуальнее Кристиана в его возрасте. Это нормально, ему семнадцать!
Я люблю моего мужчину, люблю только сильнее, чем раньше, я очень люблю Тедди — он до сих пор мой сладкий мальчишка, он мой ребёнок. Я воспитывала его с пяти лет, ему недавно исполнилось семнадцать. Это естественно, что мы обнимаемся и чмокаем друг друга. Теодор заботится обо мне как и об отце.
— Ана, пожалуйста! У тебя такой вид, будто что-то случилось с папой…
— Теодор! Кристиан жив и здоров, и я надеюсь, что так будет всегда. Потому что второй раз я просто не переживу… Всё нормально. Знаешь, даже хорошо… Ты же знаешь нашего папу, что скорее он поверит во что-то плохое, чем во что-то хорошее, поэтому я немного переживаю.
— Я не верю, что у тебя может быть для отца что-то хорошее, на тебе лица нет, ты с диваном одного цвета.
— Просто… Ты взрослый мужчина, я знаю, но… Я такая дура!
— Подожди… Ты в порядке? Ты здорова?
— Да, всё хорошо.
— Тогда больше не из-за чего переживать.
Тедди взрослый, сильный и воспитанный мужчина. И мне безумно льстит, что он стал таким благодаря мне, ведь без моего участия в своей жизни, он вытирал руки об мою юбку. Засранец.
— Он любит тебя. Он не идиот, мисс Стил. Если у тебя что-то серьёзное, что может напугать его, просто ему нужно будет время.
Время?..
— Теодор, я старалась дать тебе всё, хоть иногда и была строгой… Я очень хотела быть хорошей для тебя.
— Ты никогда не была несправедлива ко мне. И я благодарен тебе, Ана. Я был тем ещё дерьмом. И ты намного сильнее любишь меня, чем та женщина, что родила меня. Ты вообще любишь меня, в отличие от неё.
— Я обожаю тебя, мой котя.
— А отец обожает нас обоих. Поэтому, что бы у тебя там ни было, доверься ему… Я оставлю вас завтра наедине. Хорошо?
— Даже отлично, дорогой… Спасибо!
— Не накручивай себя, — мальчишка чмокает меня в щеку и поднимается с дивана, зевая. — Спокойной ночи.
— Сладких снов. Я дождусь папу.
***
— Во сколько ты вернешься?
— Не знаю. Пока, мама Ана, пока, пап, — Теодор хватает со стола яблоко, забрасывая на плечо рюкзак, и почти мгновенно уносится.
— Стоять!
— Ана, меня ждут!
— А поцеловать меня? — хмурюсь, сложив губки, и мальчишка качает головой, возвращаясь. — Ты сегодня вернешься или завтра? И, Теодор, пожалуйста, не садись пьяным за руль. У меня слишком слабое сердце.
— Завтра. И я не буду пить. Я обещаю, Ана.
— Люблю тебя, — целую моего мальчишку в небритую щеку, и он быстро сжимает меня за плечи, на прощание так же чмокнув. — Завтра семейный ужин, Теодор!
Взрослый мальчишка с рёвом уезжает на своей очень крутой тачке, которую он долго выпрашивал у отца, и я качаю головой, не могу не улыбаться.
Манипулятор и доминант.
— Он свалил?
— Кристиан! Он же ребёнок!
— Этот огромный медведь? У него борода гуще моей!
— Ты что, соревнуешься с несовершеннолетним сыном?
— Нет. Просто трезво смотрю на него и горжусь. Наконец, эта липучка выросла, и теперь ты только моя.
— Я люблю тебя, — чмокаю мистера Грея в плечо, вручая и ему яблоко, и Грей крепко обнимает меня. — Мне всё равно волнительно за него.
Да и не только за него…
— У тебя всё хорошо? Мы не виделись больше недели, ты будто не рада вернуться домой.
— Я люблю быть дома. Просто устала.
Иисусе, случилось бы это хотя бы год назад…