Мазепа перекрестился и закрыл глаза.
Казак приблизился к постели и, смотря с зверскою улыбкою в лицо Мазепы, утешался его страхом. Наконец взял его за руку, потряс ее и сказал насмешливо:
— Не стыдись, приятель, и посмотри на меня! Я не палач, явившийся казнить тебя за измену царю и отечеству, а твой нареченный зять, пришедший с тобой рассчитаться…
Мазепа открыл глаза. Он дрожал всем телом и шевелил устами, как будто силясь произнести что-то. Голос его замер от страха.
— Я принес тебе поклон от друга твоего, Палея, которого ты, как Иуда, предал лобзанием на казнь. Я принес тебе весточку с гроба зарезанной, по твоему приказанию, Марии, которую ты обольстил, унизил, отравив душу ее коварством и безбожием… Наконец я принес тебе на память останки твоей любимой дочери! — Казак отстегнул кафтан и снял с шеи женскую косу, примолвив: — Это волосы убитой тобою Натальи!..
При сих словах Мазепа, казалось, ожил. Он протянул обе руки, чтоб схватить драгоценные останки несчастной своей дочери, и, смотря дико на казака, лепетал:
— Дай мне, дай! Я только раз прижму к сердцу!.. — Уста его дрожали… По холодному лицу катились горячие слезы.
Огневик утешался страданием и страхом своего врага. Он не позволил Мазепе прикоснуться к волосам Натальи и с адскою улыбкою на устах, изображающею жажду и наслаждение мести, сказал:
— Прижать к сердцу! Ужели у тебя есть сердце? Ха, ха, ха! А я думал, что вместо сердца у тебя в груди камень, обвитый змеею! Но постой, я еще не дошел до расчета! Знаешь ли ты это?
Огневик вынул из-за пазухи небольшую серебряную коробочку и поднес ее к глазам Мазепы. Тот взглянул и содрогнулся.
— Ты не довольствовался тем, что истязал тело мое в пытке, растерзал сердце разлукою с Натальей, что предал меня на казнь клеветою — ты хотел еще лишить меня жизни… и подослал ко мне, с этим лакомством, женщину, низверженную тобою в пропасть разврата и злодеяний… — Произнося сие, Огневик усиливался усмехнуться, между тем как во взорах его пылала злоба и губы судорожно кривлялись. На столе стояло прохладительное питье. Он налил его в стакан, высыпал в него порошок из серебряной коробочки и, поднося Мазепе, сказал:
— Я бы презрел тебя, как гада, лишенного жала, если б одно личное оскорбление возбуждало во мне ненависть к тебе. Но я узнал, что ты снова строишь козни на погибель несчастного отечества, что ты разослал своих лазутчиков по Украине, возбуждая народ к мятежу, и торгуешься с врагами России, чтоб предать нас снова польскому игу!.. Несчастие не образумило тебя, и проклятие церкви довершило в тебе сатанинские начала… Ты один опаснее для отечества, нежели десять таких врагов, как Карл… Из твоего коварного ума излилась вся клевета на великого царя русского; ты отравил сердца верных малороссиян изменою… Всему должен быть конец… Пей!..
— Прости, помилуй! — воскликнул Мазепа, задыхаясь, дрожащим голосом.
— Пей… или я растерзаю тебя на части, — сказал Огневик, скрежеща зубами, замахнувшись кинжалом и устремив на Мазепу дикий, блуждающий взор.
— Я откажусь от мира, постригусь в монахи… — примолвил Мазепа умоляющим голосом, сложив руки на груди. — Не лиши покаяния!..
— Монастырская келья не сокроет твоих козней, и я уже научен тобою, как должен верить твоим обетам и клятвам. В последний раз говорю: пей!
Мазепа взял стакан дрожащею рукою, перекрестился и, сказав: «Господи, да будет воля твоя!» — выпил яд История не разрешила, какою смертью окончил жизнь Мазепа. Русские писатели утверждают, что он принял яд; некоторые иностранцы говорят, что он умер от болезни. См. Журн. Петра Великого. Ч. 1, стр. 253. Энгеля стр. 321. Историю Малороссии, соч. Бантыша-Каменского. Ч. III, стр. 124 и примеч. 157. Рукопись: История руссов и проч..
Дрожь пробежала по всем жилам Огневика… Он отворотился. Мазепа прилег на подушки, закрыл глаза и молчал. Огневик хотел выйти, но какая-то невидимая сила приковывала его к ложу несчастного злодея.
Над изголовьем постели висел образ, пред которым теплилась лампада. Мазепа вдруг открыл глаза и, взглянув равнодушно на своего убийцу, сказал:
— Дай мне образ! Я хочу приложиться.
Огневику надлежало бы стать на кровать, чтоб снять со стены образ. Он расстегнул кафтан, сорвал с груди свой образ и, подавая его Мазепе, сказал:
— Молись и кайся!
Мазепа перекрестился, поднес образ к устам и вдруг поднялся, устремив на Огневика пламенный взор, и сказал дрожащим голосом:
— Откуда ты взял этот образ?
— Какая тебе до него нужда! Теперь не время объясняться. Молись и кайся!
— Ради Бога, скажи, откуда ты взял этот образ! — завопил Мазепа жалостно. — Не откажи в последней просьбе умирающему!..