— У нас, в России, никто не поверит первому встречному-поперечному, будь тот хоть трижды бел-перебел. У нас, Нира, тоже полным полно всяких магов, колдунов и целителей, только я не верю в их силы. Все они — шарлатаны и никто из них не сможет поднять в воздух даже малюсенького камушка. А тут… — он на секунду умолк. — Столько всего сразу, что голова кругом идёт. Вот, например, мне интересно, каким образом Альберт с Луканом оказались в гостях у Грозника, и как Маг нашёл нас?
— Грознику в Мазергале принято верить, — жёстко ответила Нира, и Георгий услышал в её тоне нотки упрёка в свой адрес. — Он никогда и никого не обманывал. Он — самый честный человек во всей Мазергале, да и, пожалуй, на всей Дельдаре. Ему верят все и он — не чета тем Магам-самозванцам, которые живут в твоей стране.
Георгий пропустил колкость Ниры мимо ушей и решил оставить эту тему, сказав самому себе, что время покажет, кто был прав, а кто — нет.
Вьюга по-прежнему пела свою заунывную песню, гуляя по речной долине и подсыпая мелкий снежок во временное убежище странников. Подняв глаза к тусклому небу, Георгий подумал о том, как медленно тянется время, когда кого-то ждешь. Он не в первый раз пожалел о том, что позабыл надеть на руку часы именно в тот самый день, когда понёс папку Забредягина Альберту.
«Пусть бы даже они и остановились бы, — думал Георгий о часах. — Всё равно можно было бы приблизительно выставить на них время и кое-как ориентироваться. Альберт-то оказался поумнее меня…», — мысленно посетовал Георгий, вспомнив, как его друг взглянул на циферблат своих наручных часов, перед тем, как сделал глоток из зеленоватой армейской фляжки.
«Хорошо ему, — размышлял Георгий. — Спит сейчас себе на диване в доме у этого Грозника, и ни о чём не думает. А тут — сидишь в снежной яме, посреди страшных лесов, где тебя каждую минуту подстерегает какая-нибудь гадость. Эх, вот бы сейчас сюда хотя бы диван!»
— Жора, Жора, проснись!
Крик Ниры заставил Георгия разлепить отяжелевшие веки. Он тряхнул головой, прогоняя незаметно одолевший его сон, и пробормотал:
— Вот чёрт! Неужели я заснул?
Нира отпустила его плечи (она, только что энергично трясла своего спутника) и, посуровев, сказала:
— Снежная дрёма одолела тебя, Жора! Спать сейчас нельзя, кто знает, когда вернётся Грозник?! Может он задержится? Может он прилетит за нами ночью?! Если мы оба уснём, нас занесёт снегом, и он будет долго искать нас, и тогда мы можем замёрзнуть! Чтобы не заснуть, нам с тобой надо разговаривать и иногда подниматься на ноги! Встань сейчас и повернись лицом к ветру! — приказала Нира. — Это тебя отрезвит.
Георгий нехотя встал на ноги, переборов желание сохранить приятное ощущение расслабления, которое всегда возникает у только-только заснувшего человека.
Он подставил лицо сильному ветру, и у него на секунду перехватило дыхание, но, набрав полные лёгкие холодного воздуха, Георгий почувствовал, как коварная сонливость покинула его.
— Спасибо, Нира, — поблагодарил он девушку, усаживаясь обратно в яму. — Действительно, нам надо разговаривать. Спрашивай меня о чём-нибудь, а я буду отвечать, а то, конечно, так можно и замёрзнуть.
Нира, со свойственным всем женщинам любопытством, не заставила себя просить дважды, и хотя, за время совместного проживания и долгого путешествия она выведала у Георгия очень много фактов о его жизни в России, у девушки, как выяснилось, осталось ещё множество вопросов, на которые Георгий был в состоянии ответить.
«Стоит только разжечь в сердце женщины костёр любопытства, — думал он, мучительно подыскивая очередное слово для описания автомобиля, — и пиши-пропало! Потребуется очень много словесной воды для того, чтобы его залить!».
Странная это была картина: в одном из самых затерянных мест Мазергалы, посреди белой холодной реки-дороги, по которой мог двигаться легко только вольный ветер, сидели в яме два человека, один из которых рассказывал истории, которым в Мазергале могли не удивляться разве что серые утёсы, возвышавшиеся неровными стенами по обеим сторонам уснувшей реки.
Грозник появился так же неожиданно, как и в первый раз. На Гиблые Леса надвигались сумерки, а снегопад был таким сильным, что заставлял то Георгия, то Ниру время от времени подниматься для того, чтобы сбросить со своих одежд белоснежное пушистое одеяло, которым упорно пыталась накрыть их мазергалийская зима.