— Молчать! Здесь вам не скобяная лавка, где можно торговаться, а армия!
Те резервисты, что были помоложе, короткие мечи, как у Карасорма и доспехи, защищающие грудь, а те, что были постарше — пики, копья, шлемы и щиты.
Оружия, вопреки опасениям капитана, хватило всем, и на дне одной из повозок даже остался один арбалет, которым никто из присутствующих, кроме Карасорма и Георгия, не умел пользоваться.
Георгий немедленно решил этот вопрос, вручив арбалет Альберту, и пообещал при этом, что научит друга стрелять из этого оружия.
Альберт, получивший уже нешлифованную, тусклого цвета, стальную кирасу и меч, хотел, было отказаться, но Георгий настоял на своём, сказав, что ничего сложного в арбалете нет, и что он сам быстро сообразил, как им пользоваться, когда впервые взял в руки это оружие.
Пока Альберт рассматривал арбалет со всех сторон, Георгий заметил, что на подмостках бревенчатой стены (специально сооружённых для расположения на стене защитников Вааха) возникло некоторое оживление. Выяснилось, что прибыл отряд королевских стрелков, и эти люди теперь через равные интервалы заняли боевые позиции на широком настиле, тянувшемся вдоль стены, на таком расстоянии от верхнего её края, что стрелок, стоящий на настиле в полный рост был по самую грудь защищён от стрел противника.
Георгий тронул друга за плечо и сказал:
— Посмотри-ка, Альберт, мне кажется, что во-о-он те двое — это Нира и Лукан.
— Где? — машинально спросил Альберт и мгновенно развернулся лицом к стене, напряженно всматриваясь туда, куда указывал Георгий.
— Да, похоже, что это она, — дрогнувшим голосом, в котором чувствовалась необыкновенная нежность, промолвил Альберт. — Господин старший капрал, разрешите отлучиться? — с улыбкой спросил Альберт, вытянувшись по стойке «смирно».
— Не разрешаю, — с напускной строгостью сказал Георгий, состроив суровую «мину». — Объявлена боевая тревога, рядовой Пересветов! Вы разве не слышали?! Да иди, иди… Над тобою я не командир.
Альберт скорым шагом направился туда, где на бревенчатой стене Георгий заметил фигуру девушки в меховой шапке, как у Ниры, но расстояние было велико, и он не мог поручиться за то, что это была именно она.
Когда капитан Карасорм сурово спросил Георгия, почему тот позволил солдату отлучиться, Георгий ответил, что резервному отряду тоже необходимо знать — что происходит там, на море и потому-то он и послал своего подчиненного на стену. Карасорм молча кивнул головой, признав решение Георгия своевременным, и принялся успокаивать своих солдат, которые, увидев на стене арбалетчиков, решили, что королевский флот потерпел поражение, и теперь возмущались качеством выданных им оружия и доспехов.
Забредягин подошёл к Георгию, сжимая в одной рукой грозное тяжёлое копьё, а в другой — щит, и спросил, имея в виду Альберта:
— Куда это он?
— Похоже, увидел свою «любовь» и решил повидаться с нею. Заодно и узнает, что творится на море. Отсюда-то ведь ни черта не видно.
— Логично, — произнёс Забредягин. — Интересно было бы узнать, как идут дела у ваахского флота? — и, немного помолчав, спросил:
— Жалеете, наверное, молодой человек, что оказались здесь, в Мазергале?
Георгий шевельнул бровями и, прицокнув языком, промолвил, не глядя на ученого:
— Есть немного… Но, если благополучно вернусь домой, то, думаю…, перестану жалеть и заживу по-новому.
— По-новому — это как?
— Не буду больше бездельничать, организую своё, интересное дело. Меня всегда привлекало гончарное искусство, тем более что сейчас различная керамика в большой моде, так что хочу создать собственную творческую мастерскую. Мазергала научила меня науке выживания, и то, что раньше казалось мне в России неразрешимой проблемой, сейчас кажется мне абсолютно «плёвым» делом. Здесь я научился преодолевать свои страхи перед всем необычным и новым.
— Значит, все-таки не зря я создал «Градиент-Z», если хотя бы один человек, кроме меня, употребив его, почувствовал себя сильнее, — бодро сказал Александр Григорьевич, и Георгий, посмотрев на него, понял, что ученый «воспрянул духом», услышав откровенное признание своего молодого собеседника.
— Как знать, как знать… — сказал Георгий, пожимая плечами. — Надо сначала выбраться отсюда.
Забредягин замолчал, присел на корточки, достал из кармана трубку и кисет с мазергалийским табаком-бреком и закурил, выпуская изо рта синеватые клубы дыма, немедленно растворяемые порывами усилившегося в этот день ветра в весеннем воздухе солнечного дня.