- Ах, вот как!
- И когда злишься, тоже. – Лев придвинулся ближе к Ульяне. – И когда испугана. И когда плачешь. И когда смеешься.
- Это когда я плакала? – возмутилась Ульяна.
- Вчера, - напомнил он. – Думала, я не заметил? Мне так стыдно, что я довел тебя до слез…
- Лев, остановись, - попросила Ульяна, упершись обеими руками ему в грудь.
Он как-то незаметно подошел слишком близко.
- Почему же? Я не скрываю, что ты мне нравишься.
- Ты меня совсем не знаешь. Я… Я говорила тебе, что я незаконнорожденная дочь князя. Твои родители об этом знают?
- Да, я им сказал. – Лев со вздохом отошел, опустив руки. – Я и тебе сказал, что это ничего не значит. Князь Белозерский признал тебя своей дочерью, ты носишь его фамилию. Этого достаточно.
- Но даже я не знаю, кто моя мать!
- Уверен, она была хорошим человеком.
- Она… она могла быть… крепостной…
Эта мысль все чаще приходила Ульяне в голову. Случись такое с какой-нибудь дворянкой, слухи поползли бы непременно, и родилась бы Ульяна где-нибудь за границей. А после, когда князь объявил ее своей наследницей, те слухи непременно припомнили бы. Однако как ни злословили родственники князя об Ульяне, о матери не говорили ничего – ни плохого, ни хорошего. А ведь знали, кто она! Или только тетушка Марфа знала…
- А крепостные не люди, что ли? – насмешливо спросил Лев.
- Это… мезальянс, - пробормотала Ульяна.
- Погоди, ты… - Лев вдруг нахмурился. – Ты хочешь вернуться в Москву? В Санкт-Петербург? Ты приехала сюда ненадолго, почтить память отца? И собираешься вести… светский образ жизни?
- Нет, это не по мне, - честно ответила Ульяна. – Я осталась бы тут навсегда.
- Тогда что тебя смущает? Тут никому нет дела до мезальянса князя. Да и Жорж не считает, что ты ему не пара.
- Ох, Жорж… - поморщилась Ульяна. – Жорж – это отдельная история.
- Расскажешь?
- А фонтан покажешь? – грустно улыбнулась она.
Скрывать ото Льва правду не было смысла. Если Ульяна хочет, чтобы он ухаживал за ней без задних мыслей, пусть знает все.
На фонтан Громовы тоже не поскупились. Посередине каменной чаши сидела русалка, из ее хвоста била несильная струя воды. Внутри чаши веселой стайкой плавали золотые рыбки.
- Жорж хочет жениться не на мне, а на моем наследстве, - наконец сказала Ульяна. – Отец оставил мне все свое состояние, не только Стожары. Я смогу им полностью распоряжаться, когда выйду замуж. Жорж… он мой сводный брат, но его жажда денег так велика… его и его родственников, если точнее… В общем, его мать, моя мачеха, готова просить у церкви разрешение на брак. А еще… Жорж – игрок. Он уже проиграл наследство матери. Я не знаю наверняка… но предполагаю, что и сейчас он в долгах.
Лев слушал ее серьезно, хмуря брови.
- Так вот почему он спрашивал о карточной игре… - протянул он, когда Ульяна замолчала.
- Не давай ему в долг, - попросила Ульяна. – И отца предупреди.
- У отца коммерческая жилка, он таким не занимается, - успокоил ее Лев. И тут же спросил: - Надеюсь, ты понимаешь, что мне не нужны твои деньги? Я вполне обеспечен.
- Вижу, что так, - согласилась она. – Но я тоже не хочу, чтобы ты думал, что я… из-за Жоржа…
- Глупости. – Лев опять очаровательно улыбнулся. Вылитый ангел! – Пора возвращаться. Матушка огорчится, если ты не попробуешь ее фирменный торт.
Глава тридцать третья, в которой героиня пробует мильфей и музицирует
Кофе с тортом подали в доме, из-за наступившей жары. Ульяна не жаловала этот горький напиток, но вынуждена была признать, что он прекрасно оттеняет сладость десертов.
Торт заранее порезали на куски и подали каждому, вместе с кремом шантейи[1], марципаном и мороженым.
- О, это мильфей[2]! – обрадовалась Ульяна.
- По-неаполитански, - улыбнулась Екатерина Петровна. – Я делаю его с абрикосовым мармеладом и королевской глазурью.
- Вы сами? – восхитилась Ульяна. – Как у вас получаются такие тонкие лепешки? В институте нас учили печь торты, но мильфей мне никогда не удавался.
- Всего лишь практика, голубушка. Как-нибудь попробуем сделать его вместе, - пообещала Екатерина Петровна.
Кроме мильфея на столе расставили блюда с пирожными, мокрыми и сухими: суфле, бисквитами, эклерами, релижьосами[3]. И конфет тоже было в избытке: шоколадных, карамельных, сахарных.
Громовы приглашали остаться на обед, но Ульяна отказалась. Она больше и кусочка не смогла бы проглотить. К счастью, тетушка Марфа ее поддержала, сославшись на усталость. Но договорились, что Белозерские приедут на званый вечер, который состоится через несколько дней.
- Будут гости, танцы, - говорила Екатерина Петровна. – Съедутся соседи, наши ближайшие друзья. Удобный повод со всеми познакомиться.
Ульяна, в свою очередь, пригласила Громовых в Стожары.
Уехали не сразу, ждали, когда спадет жара. Но время пролетело незаметно в музыкальной гостиной. Сначала Ульяну попросили сыграть на фортепьяно. Она отнекивалась, но все же сдалась.
- Прошу меня простить, я давно не музицировала, - сказала Ульяна, усаживаясь за инструмент.
- Ах, душенька, мы тут все свои, - ответил ей Мстислав Константинович.
Лев вызвался переворачивать ноты.
Ульяна выбрала сонату до-диез-минор Бетховена[4], что учила еще в институте, чтобы не опозориться, а ноты взяла для подстраховки.
Не без помарок, но с исполнением Ульяна справилась, чему была несказанно рада. Жорж заявил, что не играл с детства. Так что после за инструмент сел Лев.
Ульяна почти сразу пожалела, что согласилась на уговоры и исполнила сонату. Потому что Лев, несомненно, играл лучше! Намного лучше, чем она.
- Прости мое невежество, - сказала Ульяна, когда он закончил, - но что это за произведение?
- Тебе понравилось? – просиял Лев. – Это Шопен. Фантазия-экспромт. Она написана давно, но опубликована только через шесть лет после смерти великого композитора. Я выписываю ноты из-за границы, поэтому пьеса есть в моей коллекции.
- Ты не говорил, что так хорошо играешь, - заметила Ульяна.
- Левушка не любит этим хвастаться, - сказала Екатерина Петровна.
- А еще он недурно поет, - добавил Мстислав Константинович.
- О, я не уйду, пока не услышу его пения, - заявила Ульяна.
- И не думал тебе отказывать, - улыбнулся Лев.
Так хочется хоть раз, в последний раз поверить,
Не все ли мне равно, что сбудется потом?
Любви нельзя понять, любовь нельзя измерить,
Ведь там, - на дне души, - как в омуте речном…[5]
Лев пел романс о зеленых глазах, но Ульяна чувствовала, что обращаются к ней. И очень из-за этого смущалась.
Пел он так же хорошо, как и играл. И, к сожалению, добился обратного эффекта. Ульяну стала пугать его идеальность.
Подоспел на помощь в нужный момент. Красив. Умен. Талантлив. Добр. Вежлив. Благороден. Богат. И уже практически признался Ульяне в любви! А еще, что немаловажно, отрицательно относится к рабству. Лев успел рассказать Ульяне, что в их поместье нет крепостных крестьян. Все работают по найму, за деньги.
Разве такое бывает?! Это же… как в сказке…
И что это? Шанс или… обман?
Ульяна могла спросить совета только у одного человека – у Егора. Тетушка Марфа отзывалась о Громовых тепло. И, кажется, уже считала дело решенным. Как будто Лев сделал Ульяне предложение, а она его приняла. У Жоржа и вовсе не следовало ничего спрашивать. Ульяну пугало его мнимое безразличие, как затишье перед бурей.
Только Егор казался надежным. Но Ульяна стеснялась обратиться к нему с просьбой разузнать, тот ли человек Лев, за кого себя выдает. Это и Льва может обидеть, не дай Бог, он об этом узнает. И Егора подставит, если он попадется Жоржу. А самое главное, неловко самой Ульяне.
Попросить крепостного следить за дворянином? Пусть не обычного крепостного! Но все же… Что подумает Егор? А вдруг он… испытывает к ней симпатию?