— Так ведь теперь, в казарму не зайти будет, — картинно закрываю нос.
Руслан начинает смеяться:
— Ну, я же захожу. Так что не парься, все будет нормально.
Глава тридцать седьмая
Как говорится хорошо то, что хорошо кончается? Но ведь еще далеко ничего не законченно? Вот я и решил посоветоваться с командирами:
— Руслан, Степаныч, тут такое дело… Я ведь на базе, в компьютере кое что интересное нашел.
— Любопытная нынче молодежь пошла, — качает головой прапорщик, — все им знать надо, везде нос сунуть.
— Тише, — останавливает его Рогожин, — потом поюродствуешь. Видишь, мнется, значит не ерунда. Говори, Егор.
— Короче, дело такое. В тот день, когда парни наши погибли, сдали нас. С потрохами. Аслана предупредить не успели, а вот навести на нас бандитов очень даже…
— Откуда знаешь? — лицо командира напоминает каменное изваяние. Степаныч же весь подобрался, как перед прыжком.
— Файл там один был, так вот туда главбандит все расходы на стукачей записывал и их имена.
— Имени маловато будет.
— А вместе со званием и бывшим местом службы.
— Бывшим?
— Да. Перевелся зараза.
— Это плохо, — Рогожин в задумчивости трет подбородок, — если начнем выяснять, могут сопоставить информацию, а это не камильфо.
— С чем сопоставить?
— Ты же сам сказал, что имя в файле. А там сейчас все что можно рыть будут. Хотя конечно это слабое доказательство и гадина может соскочить, но вот если мы начнем искать… А уж сопоставить даты… Умный не только ты.
— Это… я… того…
— Чего мнешься?
И махнув рукой на осторожность, говорю все разом:
— Стер я это имя…
Рогожин и Степаныч уставились на меня как на сумасшедшего, наконец, командир не выдержал:
— Ты идиот? А если кто узнает, что ты из этого файла что-то удалил?
— Не, — мотаю головой, — там Димон пошуровал, никто не заметит.
— А если главарь проболтается, о чем вы его спрашивали?
— Не. Я его еще про десяток дат спросил, при этом очень "вежливо". Так что вряд ли… Тем более надо наверняка знать, что что-то удалено. Не думаю, что у него такая идеальная память. Да и если вдруг, ну прям, вот так получится. То кто ему поверит? Он же сволочь, хорошим парням отомстить хочет!
— Вот скажи мне, Степаныч, — задумчиво протянул Руслан. — Похвалить или в ухо дать?
— А ты дай в ухо, а потом похвали, — вынес Соломоново решение прапорщик.
— Хм… В этом есть логика.
Вот честно я уже приготовился словить командирскую плюху, но тут раздался задорный, девичий голосок:
— Не надо бить ребенка по голове, он туда ест…
— Маришка?
— Тьфу ты…
— Привет, рад тебя видеть, — как вы поняли, обрадовался именно я.
— Ну, вот хоть кто-то рад меня видеть, — обиженно надула губки наша белокурая красавица. — Вы такие буки. Только Егор хороший.
— Мариш, ну как ты могла такое подумать?
— Просто ты так неожиданно…
Мужики моментально начали извиняться, сообщая, как они рады ей. Такой красивой, и сногсшибательной. Маришка зарделась и, разулыбавшись, тут же простила:
— Ну как я могу сердиться на таких мужчин, которые все время так и норовят ребенка обидеть.
— Обидеть? — прижал к груди руки Руслан, — Токмо воспитания для!
— Точно?
— Конечно. И вообще как тебя вижу, ноги не держат, сесть мне надо, — отставив костыли, морщась, садится на кровать.
— Так ты ж больной, вот ноги и не держат, — улыбается Маришка.
— Вот! — подняв палец, делает страдальческое лицо. — А ты меня еще и в каких-то гнусностях подозреваешь. У меня же сил нету, как я могу?
Маришка заливисто смеется, и с размаху бухается на соседнюю койку. Степаныча аж подкидывает. А красавица, закинув одну роскошную ногу на другую, демонстрирует безупречные бедра и частично ягодицы. Эх…
— Достаточно эстетично выглядит? — спрашивает белобрысая язва, подмигивая.
Мы тут же заверяем что очень. Маришка довольно кивает и интересуется:
— О чем вы так увлеченно болтали? Что аж чуть Егорку воспитывать не начали?
Вот только ответить ей не успели. Я кое-что заметил, и это кое-что ввергло меня в ступор:
— Маришка, а где титьки? — показываю руками то богатство, которое было при ней еще в прошлую нашу встречу.
Мужики как-то странно на меня посмотрели и отвернулись, типа сам спросил, сам и виноват. Но Маришка меня удивила. Обхватив руками, свой второй номер, слегка приподняла и с тоской в голосе протянула:
— Все что осталось.