Жученко: Действительно, Петр, ты допрыгаешься до общего собрания.
Воробьев: Странные у вас, товарищи, какие-то правила. Наташа ведь взрослый человек и комсомолка тоже. Что же, по-вашему, она не имеет права?
Шведов: Она коммунарка! Как это — взрослый человек? Права еще придумал…
Жученко: Выходи из коммуны и влюбляйся сколько хочешь, а так мы коммуну взорвем в два счета.
Зырянский: Вас много охотников найдется с правами…
Блюм: Но если бедная девушка полюбила, так это же нужно понять…
Зырянский: Так и знай — на общее собрание!..
Забегай: Ты, Петр, с ними все равно не сговоришься. Это же, понимаешь ты, не люди, а удавы. Ты лучше умыкни.
Воробьев: Как это?
Забегай: А вот, как у диких славян делалось. Умыкни. Раньше это, знаешь, подведут лошадей к задним воротам, красавица это выйдет, а такой вот Петя, который втрескался, в охапку ее — и удирать.
Жученко: А дальше?
Забегай: А дальше мы его нагоним, морду набьем, Наташку отнимем. Это очень веселое дело.
Блюм: Зачем ему на лошадях умыкивать! У него же машина. И на чем вы догоните? Другой же машины нету… Однако глупости по бокам. Тебе, Петя, сейчас нужно ехать на вокзал. Вот тебе квитанция, привези багаж. Это Захаров сказал…
Воробьев: Есть.
Жученко: Ну, ребята, идем на уборку, а то ребята обижаться будут.
Зырянский: Ой, я и забыл, нам же столовую убирать. (Побежал наверх.)
Блюм вышел наружу. На сцене остается один Воробьев.
Пробегает уже в трусиках Федька Романченко.
Воробьев: Федя, голубчик, иди сюда.
Романченко: А чего тебе? Наверное, Наташу позвать?
Воробьев: Да, Федя, позови Наташу…
Федя: А покатаешь?
Воробьев: Ну, а как же, Федя!
Федя: Есть позвать Наташу.
Воробьев: Ну, чего ж ты кричишь?
Федька побежал наверх. Со двора входят Захаров, Дмитриевский, Троян, Григорьев.
Захаров: Значит, все ясно. Завтра начинаем работу. Работы хватит?
Дмитриевский: Работы хватит… но только… мальчики же не умеют…
Блюм: И откуда вы знаете, что они умеют? Надо учить. Я раньше не умел танцевать польку, а теперь уже сорок лет умею. Человек всегда сначала не умеет, а потом, так с ним уже и разговаривать невозможно: он все умеет…
Захаров: Молодец, Соломон. Вот он верит в коммунаров.
Блюм: А мало они разве работали? Ого… Как звери!..
Григорьев: Трусики работать — небольшая хитрость…
Блюм: Я готов это слушать, но только не от вас, товарищ Григорьев.
Григорьев: Почему?
Блюм: Потому что не сошьете пару трусиков, к вашему сведению. Вы же не умеете…
Троян: Технология трусиков и мне неизвестна…
Блюм: Но если вы способный человек, так я вас за два дня выучу.
Захаров: Трусики забудем. Все будет хорошо. Я пошел умываться. Пока. (Ушел через столовую.)
Троян: Мне коммунары понравились… Дисциплина.
Григорьев: Спасите мою душу… Какой толк с этой дисциплины! Увидите, как станки полетят. Они и красть будут…
Троян: Нет.
Григорьев: Будут.
Блюм: Это знаете что? Это авансовая клевета!
Дмитриевский: Давайте не предвосхищать событий.
Блюм: Мне нравится: события. Какие же это события? Это просто же безобразие!
Входит Воргунов.
Блюм: Скажите, Петр Петрович, коммунары будут красть?
Воргунов: Товарищ Блюм, насчет кражи я и за себя не ручаюсь…
Григорьев: Как вам понравились хозяева, Петр Петрович?
Воргунов: Вы мне сегодня нравитесь, во всяком случае, меньше. Я бы вам советовал поспешить со сверлильными.
Григорьев: Петр Петрович, все будет сделано. Не беспокойтесь.
Воргунов: Разрешите уж мне беспокоиться.
Все уходят наверх.
Наташа(выходит из столовой): Петечка!
Воробьев обнимает ее, хочет поцеловать.
Наташа: Да что ты, увидят…
Воробьев: Наташа, знаешь что?
Наташа: У меня в голове такое делается. Ничего не знаю. Уже хлопцы догадываются. Прямо не знаю, куда и прятаться.
Воробьев: Наташа, едем сейчас ко мне.
Наташа: Как это так?
Воробьев: Прямо ко мне на квартиру. Наташа, едем.
Наташа: Да что ты, Петр?
Воробьев: Наташа, а завтра в загс, запишемся — и все.
Наташа: А здесь как же?
Воробьев: Да… Черт… Никак. Вот просто едем. Честное слово, хорошо. Они хватятся, а тебя нет.
Наташа: Да они же прибегут за мной.
Воробьев: Куда там они прибегут? Они даже не знают, где я живу. Едем!
Наташа: Вот, смотри ты! Да как же? Я в белом платье.
Воробьев: Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается.
Наташа: А знаешь, верно. Ой, какой ты у меня молодец!
Воробьев: Чудачка, ведь шофер первой категории.
Наташа: А увидят?
Воробьев: Наташенька, ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?
Наташа: Сейчас ехать?
Воробьев: Сейчас.
Наташа: Ой!
Воробьев: Ну, скорее. Вон машина стоит, видишь, садись и айда.
Наташа: Подожди минуточку. Я возьму белье и там еще…
Воробьев: Так я буду в машине. А ты им записочку какую-нибудь оставь. Все-таки, знаешь, ребята хорошие.
Наташа: Записочку?
Воробьев: Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте.
Наташа: Напишу.
Наташа убежала наверх. Воробьев вышел наружу. Входят один за другим пять мальчиков в трусиках и голошейках с тряпками и ведрами. Впереди со щеткой Зырянский. В вестибюле остановились.
Зырянский: Я так считаю: за час должны кончить столовую.
Голос: Можно и за час. А чего это Соломон Маркович плакал?
Зырянский: Только окна как следует мыть, а не то что размазал и бросил.
Другой голос: Тебя сразу не нашел, думал, ты утопился в Черном море.
Отряд ушел в столовую. Сверху спускается Вальченко, неловко останавливается и оглядывается.
Зырянский(из дверей столовой): А вы кто такой?
Вальченко: Я — Вальченко, инженер. Я здесь работаю.
Зырянский: У нас в коммуне?
Вальченко: Да, у вас.
Зырянский: Так вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать, может?
Вальченко: Нет, собственно говоря, для меня никого звать не нужно.
Наверху показалась Наташа, увидела Зырянского, спряталась в коридор.
Зырянский: Влюбленные уже забегали, никакого спасения.
Вальченко: Товарищ коммунар, я вас не понимаю.
Зырянский: Влюбленные, что ж тут непонятного? Я тебе задам! (Грозит пальцем.)
Вальченко: Я вас не понял сразу.
Зырянский: Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно ловить нужно.
Торская входит.
Торская: Алешка все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович, старайтесь Алешке на глаза не попадаться, заест.