Прошли три дня. Орлов уже увидел, что со строевой подготовкой в его роте возникли непредвиденные трудности. Если почти все солдаты уже привыкли к оружию и стреляли хорошо, то научить их шагать в ногу и поддерживать равнение в шеренгах было очень сложно.
— Ну ладно, мы же не к параду готовимся. Там, в Чако, в окопах им эта строевая подготовка не пригодится. Моя задача — научить солдат воевать! — пришёл к выводу Павел, наблюдая за тем, как мучаются босоногие подчинённые лейтенанта Молины, неуклюже топая во дворе, напротив склада.
Утро 23 августа началось с неприятности: лейтенант Акоста, едва начал открывать двери оружейного помещения, как она сорвалась с петель и со страшным грохотом рухнула на землю.
— Лейтенант Гомес, выделить людей для ремонта двери! — приказал Орлов.
— Да, мой капитан!
На стрельбище солдаты взвода Акосты сделали по пять выстрелов. Результаты были хорошие. Только одна мишень, в которую пытался попасть солдат Каманьо, осталась нетронутой.
Увидев, как побледнело его мальчишеское лицо, а огромные глаза наполнились испугом, и стали дрожать ещё детские губы, Орлов немедленно подошёл к этому солдату. Наклонившись к нему, он тихо спросил:
— Каманьо, как тебя зовут?
— Рикардо, мой капитан, — почти всхлипывая, ответил солдат.
— А как называет тебя мама?
— Рики, — едва слышно произнёс Каманьо и густо покраснел.
— Слушай меня, Рики. Прежде, чем начать стрельбу, ты должен быть спокойным. Понял?
— Да, мой капитан!
— Успокоился?
— Да, мой капитан!
— Стать на колено! — приказал Орлов.
— Да, мой капитан! — ответил юноша и стал на левое колено.
— Прижми крепко приклад винтовки к плечу. Задержи дыхание и мысленно прикажи пуле, чтобы он поразила цель! Теперь плавно, не дёргая, спусковой крючок, нажимай на него… — внушал Павел уверенным и спокойным голосом.
Раздался выстрел.
— Ещё раз! — приказал Павел. — Ещё! Ещё!
Из пяти сделанных солдатом Каманьо выстрелов, три пули поразили мишень в нижнем правом углу.
— Прекрасно, Рикардо! Ты уже умеешь стрелять. Надо больше тренироваться, — похвалил юношу Орлов и похлопал его по плечу.
— Я научился! Я научился! — восторженно повторял Каманьо, и его глаза засветились радостью.
Когда Павел вернулся со стрельбища, четверо солдат пытались повесить на петли отремонтированную дверь, но у них это никак не получалось. На помошь пришёл лейтенант Гомес и ещё двое солдат. Но дверь, сделанная из тяжёлых досок красного дерева, была настолько тяжелой, что всё время заваливалась, угрожая придавить кого-нибудь из солдат.
Орлов подошёл к ним.
— Отставить! Поставить дверь на землю! — приказал он.
Павел сам удобно взял дверь:
— Всем отойти! — распорядился он и сам, улыбаясь, одним движением поднял её.
— Да, она и правда, тяжеленая! Но надо выдержать! Надо эту дверь посадить на петли! Самое главное — сразу попасть в них… Или я потеряю равновесие, и дверь рухнет на меня. Вот будет позору! Спокойно, Павел! Спокойно! Делай вид, что для тебя это очень легко.
Всем наблюдавшим за командиром роты казалось, что он несет в своих руках кусок лёгкого картона.
Но самом деле, у Орлова внутри всё дрожало от напряжения. Левую ногу стало покалывать…
— Держись, Павел! Немного осталось… Держись… — внушал он сам себе.
Орлов подошёл к дверной коробке, приметился и одним ловким движением посадил дверь на петли.
— Ух ты!!! Вот это да!!! — одновременно вздохнули от восхищения солдаты, наблюдавшие за своим командиром.
Лейтенант Гомес от восторга и избытка эмоций хлопнул себя по лбу ладонью.
По всему батальону моментально распространился слух, что русский капитан, командир первой роты, не только стреляет с завязанными глазами, но поднимает такие тяжести, которые не в состоянии сдвинуть с места двадцать человек. Эти слухи обрастали каждый раз новыми, самыми невероятными, подробностями.
Ночью Орлова разбудил лейтенант Молина.
— Мой капитан, — испуганно шептал он. — У меня солдаты Ортигоса и Хименес заболели. Лихорадка очень сильная. Что делать?
Павел прыжком вылез из своего гамака.
— Пошли!
Ортигоса скрипел зубами и сильно стонал. У него был очень сильный жар. По лицу текли струи пота. Хименес, наоборот, трясся от холода: «Укройте меня! Укройте меня!» — просил он.