— Мне действительно нравится Кли, но он не вдохновлял меня. Скорее, на меня сильно повлияли Матисс, Ван Гог, Пикассо и Магритт.
— И все же, если я правильно понял, ты отдаешь предпочтение более спонтанным художникам, не таким, как Магритт, а скорее таким как де Кунинг?
— Когда речь идет о том, что я делаю, и что меня увлекает в живописи, я думаю, что очень спонтанная, разнузданная манера де Кунинга и "исследование случайности" для меня более интересны.
Скажем, мне было бы сложно выбрать, какую купить картину, потому что мне нравятся очень многие, но если бы я выбирал, какому стилю следовать, мне было бы интересней иметь дело с де Кунингом.
— У тебя есть любимый английский художник?
— Бэкон…
— А бывает, что импульсом для творчества тебе служат какие-то особые предметы или особые эмоции?
— Да, мне нравятся случайные находки. Я люблю элемент случайности в жизни, и мне кажется интересным, что современная наука начинает изучать это — теорию хаоса.
Мы представляли мир как отлаженный механизм, где все имеет определенное объяснение и один и тот же результат можно повторять до бесконечности. Теперь я чувствую себя гораздо свободнее…
В случае с "кельтскими" картинами, я просто просматривал книгу и увидел там эти лица, сделанные лишь несколькими линиями, как у современных мультипликаторов. Однако это был не Дисней, а кельт, долбивший кусок камня тысячелетия тому назад…
Кельты мне тем более интересны, что после них не осталось никаких записей, они ничего не записывали. И никто не знает имени художника. Мне нравится этот ореол тайны, потому что порой, когда знаешь о вещи слишком много, это портит ее.
В детстве ты точно не знаешь, как вещи устроены, и поэтому для тебя они окружены какой-то магией. Ты вырастаешь, изучаешь их, а потом говоришь: "Как скучно!" В твоем воображении все интересней. Например, я люблю приземленные вещи. Однажды я ехал по дороге и заметил, что впереди все машины забирают в сторону, чтобы объехать какой-то предмет; я тоже забрал в сторону и обернулся посмотреть, что это такое, и оказалось, что это железное колесо от фургона. Просто большое ржавое колесо. Я вернулся и подобрал его… Оно было просто симпатичной формой и подходило для моего "исследования случайности". Я подумал, что кто-то должен его взять, у него должен быть хозяин. Так что я привез его домой и нарисовал с него картину, стараясь передать цвет ржавчины. А фоном ему сделал голубое небо, повесил его среди облаков — этакий отголосок Магритта. Летать — более благородное занятие для колеса. Это было героическое колесо…
— Я хочу спросить тебя о тех двух вымышленных героях, о которых ты как-то говорил: Блэндини и Луиджи. Блэндини — это твое "alter ago"?
— Да, одно из них — у меня их несколько. Я говорил тогда о страхе творчества. Одна из моих целей — чтобы живопись была мне в радость. Я люблю смешивать цвета, и всегда, когда я это делаю, я воображаю себя мистером Блэндини…
Зато каждый раз, когда выдыхаюсь, я начинаю думать: "Чего ради я этим занимаюсь?" или "Зачем я развожу краску по этой штуковине?"
Так вот, если я не нахожу никакого ответа, тогда появляется этот вымышленный герой, Луиджи, который содержит ресторан. У него есть альков в ресторане, маленький альков, и туда нужна картина. Он просит меня: "Пожалуйста, мистер Блэндини, нарисуйте Луиджи картину для его ресторанчика". И я всегда думаю: "Ага, это для Луиджи!" Потому что нарисовать что-нибудь для Луиджи — это моя уловка.
В одном знаменитом фильме есть сцена, где писатель сидит за пишущей машинкой перед чистым листом бумаги, печатает что-то, потом берет лист, мнет и бросает в корзину; камера показывает корзину, а в ней — миллион клочков бумаги; камера снова показывает писателя, и ты понимаешь, что он ужасно неудовлетворен тем, что делает. Вот в таких случаях необходим ресторанчик Луиджи. Если у тебя ничего не выходит, ты говоришь: "Ладно, для Луиджи это сойдет, он любит такие картины; ему понравится просто смесь красок". Этот прием помогает раскрепоститься.
Я думаю, что многие молодые художники, посмотрев на то, что было создано до них, теряются, и им становится страшно браться за кисть. Потому что они смотрят на Рембрандта и думают: "Наверняка я никогда не стану таким хорошим художником, как он".
— Правда, что у тебя были проблемы из-за твоей известности?
— Да, я знаю многих актеров и певцов, которые занимаются живописью. Такие, как Тони Кертис. Я знаком с Тони и видел его картины; он по-настоящему любит живопись, и он очень серьезный художник… Но беда в том, что для людей он не художник, а "звезда, которая рисует"… Вот почему я так долго не выставлялся. Мне никогда этого не хотелось, потому что я чувствовал, что главным будет мое имя, а не мои картины.