— Очень вовремя, — сердце колотилось с такой скоростью, с таким ритмом, будто переживало несколько жизней одновременно, в каждой из которых было подвергнуто непохожим эмоциям и аффектам.
— Это вам за то, что завели нас в засаду. Ох, помогите встать. Там был эхомат, я не заметила. За это мне — испорченный наряд. Припечатал он меня будь здоров, но Ангерона и слуги её Фабрис и Агнесса хранят меня. А теперь прошу довериться мне. Придётся идти без подсветки: я уже чувствую, как впереди выстраивают оборону. Впервые попробую локацию по умбрэнергии. Возьмите меня за плечо и не отпускайте. Да, вот так.
Почти через двести пятьдесят метров на пути попалась ещё одна модифицированная ловушка. Селестина чертыхнулась, припомнив Вандомскую площадь и штаб-квартиру Ордена Почётного легиона, но не стала разъяснять, что ей не нравится, хотя, как для Мартина, они даже не были на одной линии. Ещё метров через тридцать замерла и медленно присела, рукой дотронулась по асфальтового покрытия. Очень тихо попросила Мартина пустить болт так далеко, как позволял арбалет. Мартин мог бы уточнить, что «так далеко, как позволяла высота туннеля, ограничивавшая использование навесных траекторий», но не стал, а просто выполнил указание, надеясь, что колба в полёте не царапнет свод раньше времени. Он в кого-то попал; жаль, что на Олимпийских играх нет стрельбы из арбалета — совершенно пропагандистское перетягивание каната, видите ли, есть, равно как и стрельба из луков и огнестрельного оружия, в том числе по голубям, а арбалет не у дел! — золотую медаль забрал бы он. Можно было различить три силуэта. Пока Селестина вновь не коснулась покрытия и не послала им навстречу волну, только усиливавшуюся по мере приближения и в конце разразившуюся отнюдь не влажным бризом — градом, камнепадом, залпом мортиры. Остался только расфасованный в металлические сеточки фарш.
Чтобы второй раз за день — по ощущениям, конечно, не номинально — не проходить через ядовитое облако, Селестина переместила себя и Мартина сразу к месту впадения Риволи в Площадь Согласия. Как оказалось, за спину противнику, практически в буквальном смысле. Но Мартин быстро решил эту проблему выстрелами из револьверчика. И в который раз поразился, в общем-то, неэффективности, а то бесполезности эхоматов как бойцов. «Будь всё иначе, останься живы те из Нёйи? Или эхоматов и не готовили в качестве бойцов? Тогда кого? Рабочих сцены? Просто удалённых в пространстве тел, что синхронно исполнят чужую волю? Может быть, может быть. Зачем было проверять готовность прибыть, куда угодно и когда угодно, если бы им так затормозили собственную умственную активность, как раз и дарующую самостоятельность? Это нелогично. Должно быть, сценарий всё-таки подвергся корректировке, а превращение эхоматов в кукол было лишь одним из этапов работы Совета с минорами. Какой-то акт пропущен. Или упрощён. А в той барочной церкви помимо Бэзи и эхоматов были ещё двое людей, выглядевших нормальными. Двое людей, которых, на персональном уровне остававшихся в тени, и следовало именовать анархитекторами. Скорее всего, им и поручалась организация мероприятий, курируемых Бэзи, но для самого Игнациуса они же не столь полезны. Тогда в зале помимо снимков демонстрировались и эхоматы, которым анархитекторы вряд ли приказывают; вот Бэзи как-то может, издавая те неподдающиеся классификации звуки. Вот! Вот верная ветка рассуждений. К чёрту тех лейтенантов, это кто-то из первых завербованных, как та четвёрка в Нёйи. А вот ещё больше изменившийся Бэзи и его неожиданная власть над эхоматами…»
— Мартин, хватит спать! — Селестина остановила летевшие в них поднятые противником осколки плитки и вопреки собственному же предупреждению коснулась рельса — он обесточен, это уже было понятно — и в отдалении он уподобился щупальцу, пронзившему брюхо одному эхомату и обвившему горло другого; затем она повторила один из приёмов, виденных им во дворе.
— Селестина, с ними можете поступать любым угодным вам образом, но тело Бэзи постарайтесь оставить в максимальной степени сохранным, если я не доберусь до него раньше.
— Что, светлая идея? — продвигалась она вперёд и успешно перенаправляла летевшие в них искры, вернув отправителю полной боли морзянкой.
— Скорее, звучная.
— Так, мы уже под Руаяль. Здесь хотя бы есть освещение. О, и эта ловушка отличается от встреченных ранее.
— Что означает вашу правоту. Такое кесарево сечение.
— Даже без «может»? Как мило. Но не понимаю, а где же Бэзи?
— Возможно, вновь скрылся. Кстати, надо бы проверить выходы — не открыты ли? А возможно, у меня в руках, — немного отойдя, достал он маску, до того заткнутую за пояс, и еле заметно покачал ей вверх и с большей интенсивностью и резкостью — вниз.