Случайный человек бы и не разобрал, что это не обычная демонстративная жестикуляция, но Селестина намёк поняла. Подошла к прилавку у выхода, якобы собираясь далее проверить двери, однако задержалась у него, едва ли просунувшись за него, будто увидела что-то подозрительное или важное, и тем укрыла руки от взора любого постороннего. И вызвала дрожь по всей станции — до скрежета в балках на потолке, из которых, как согнанный метлой паук, вывалился, припорошённый кирпичной пылью, Бэзи, с неожиданным металлическим звоном встретившись спиной с рельсом. Мартин сразу прострелил ему колено, чтобы избавить всех от необходимости дальнейшей чехарды, но вместо того, чтобы попасть во второе, — Бэзи очень неудачно дёрнулся — попал в бедренную артерию. Это и так выглядело довольно жестоко, но теперь пришлось ещё и ногой наступить на скарповский треугольник. Должно быть, Селестина сейчас думала о Мартине только дурное, но так он продлевал Бэзи жизнь.
— Ремонту не подлежит! С вас удержат за испорченный реквизит! — погрозил пальцем Бэзи, но тут его руку как магнитом притянуло к рельсу.
— У него тоже экзоскелет, — легонько сдвинула носком полы его сюртука и отпрянула. — Чтоб меня, он не съёмный!
— По образу и подобию своему!
— Если я спрошу тебя, зачем вернулся Игнациус, что ты мне ответишь?
— Вернулся, чтобы вернуть!
— Так и думал. Как ты управляешь эхоматами? Почему ты, а не Игнациус?
— Ах, испорченный ты, испорченный. Где понимание, где сострадание, где сочувствие? Вот как тебе следует спросить. «Почему ты управляешь эхоматами?» «Как ты, а не Игнациус?» Вот ведь я — лежу и умираю. Снова. Избалованный ты ответами, избалованный ты машинерией за спиной, но ничего, я тебя угощу ответами, покажу доброту. А вот Игнациус машинерией за спиной не избалован, это его тяжкая ноша.
— И он хочет, чтобы её и остальные разделили? Или приумножили, а?
— О-о, опять математика, опять расчёты. В хладную сталь заключён я, но сердцем холоден ты! Кто ты?
— Тот, кому интересно, почему эхоматы такие болваны. Вы же тогда в Нёйи отнюдь не глупых людей подбирали. И вряд ли собирались подавлять их интеллект. Они должны были пойти против Директората, возможно даже, свергнуть и стать новым им. А вы хотите использовать его системы, чтобы что-то сделать с телом-скриптором. Что изменилось?
— Всегда что-то меняется. Устранена лишняя переменная. Эксперимент не задался. Не было плавности и гибкости. Но они не глупы. Они просты, как дети. И как дети на первых выступлениях должны выйти и спеть песенку.
— А они это могут? Я ничего не слышал, кроме рычания, бульканья и сопения.
— А это и не для тебя. Жадный ты.
— Тогда для кого?
— О, и сам уже дуешься, как мальчишка! И возомнил себя лучше них? Только потому, что можешь долго рассуждать, какое печенье из банки достать? О-хо-хо!
— На каком языке эти песни? Что это за слова?
— Волше-е-ебные. Иной народец знает их. Я не из них. А ты из них? Нет, ты тоже не можешь. А вот она… М-м. Не знаю, как и проверить, ведь я-то не умею.
— Что случится, когда песни будут пропеты?
— Эхоматы вернут свои жизни городу. Дети города, что действительно послужат ему.
— То есть отдадут их? Их участь — просто умереть, став проводниками, или ещё и эффектно так взорваться, заодно, хм, подарив городу и жизни других?
— Нет, других теперь не надо. Вот этот эксперимент удался. Один раз не удался.
— Понятно. И всё же скажи, что случится с городом, когда песни будут пропеты?
— Он избавится от проклятья.
— Это настолько прямой ответ, что я теперь даже не знаю, искать ли в нём второе дно.
— Тебе бы сперва крышку сыскать, а уж потом, глянув за прозрачные стенки, думать про дно.
— А что, проклятие ещё и заточено в неком ящике, в какой-то темнице? Тогда в чём проблема?
— Заточение — решение проблем? Не удивлён. Вот, получи другой ответ: оно не может никуда деться.
— А оно разве хочет?
— «Хочет» и «может» не причина и следствие и не следствие и причина, а отнятый выбор.
— И куда бы оно делось? И не говори, что это ему одному ведомо.
— Нет, не одному. Игнациус тоже знает. Но где он? Где они?
— Хороший вопрос. Почему тебя не спасают? Чинского вот вытащили.
— А вот и подумай, куда его вытащили.
— Или когда. И ты уже там.
— А ты не совсем бестолковый.
— Что делают ловушки, которые вы расставили вдоль линии метрополитена? Эхоматы будут петь песни, а они, как клин, приподнимут ту крышку, раздвинут прутья?