— О, это будет стоить мне нескольких недель полной недоумения и обид корреспонденции, — бодро, в приподнятом настроении взбирался Менделеев на пассажирское кресло, — но на такую жертву я пойти готов. А заодно и проверим, есть ли у моих знакомцев чувство юмора и — не знаю, можно ли так сказать, — стратегическая жилка. А у вас, Михаил Дмитриевич, они наличествуют?
— И всё же в какой-то мере их досаду и огорчение понять возможно, если они не знают всей подоплёки или далеки от политических манёвров в Империи, — последним уточнением Михаил пытался вновь подцепить одну тему, старую, очень старую после этих месяцев, но к которой ныне изменил отношение; повисла пауза, и он вернулся к теме этого дня: — Вот вы четверть века назад…
— Э-хе-хех, — выдохнул старик одесную от него.
— Простите, Дмитрий Иванович, простите, не к тому напомнил… Вот выводите спиритов на чистую воду, разоблачаете и оставляете постыдно нагими пред наукой и обществом, а вот спустя какое-то время уже добровольно надзираете за их попыткой в науку влиться, воспользоваться средствами международно признанной институции. Конечно, как тут в лучшем случае не увидеть что-то вроде покаяния: «Если у них и впрямь что-то получится, то я в первых же рядах и признаю их притязания»?
— Пожалуй, что так. Ведь я, в конце концов, даже не господин Охорович или мистер Крукс, остающиеся видными учёными и авторитетными умами в своих основных областях знания, но при этом и уделяющие внимание спиритическим опытам.
— Вы уверены, что репутационные издержки не превосходят некоего допустимого лимита?
— Ах, вот вы себя и выдали, Михаил Дмитриевич! Но ничего, молодость для того и нужна, чтобы впитывать новое и учиться у более опытных. Заметьте, что избавляю вас от аналогии с двумя губками, а то больно уж мерзкая картинка рисуется. Слукавлю, если скажу, мол, а на что мне её, эту репутацию, ныне поддерживать. Нет, эти, как вы выразились, издержки нашему делу только на руку. Вернее, разумеется, не они сами, а их причина. Вспомните, кем и чем пропитывается двор. — Михаил как-то не сразу сообразил, о котором велась речь.
— Тем не менее конфронтации касательно тех же северных проектов избежать не удастся, даже с учётом, что нам теперь более-менее известны основные игроки и группы влияния.
— Что ж, хотя бы понимаю, куда вы смотрите и каков ваш охват перспективы. Не зацикливайтесь, рассматривайте более системно и более же приближенно к означенной деятельности организации. Тайно подкинутая мной идейка создания Психического института преследует довольно утилитарную цель. Пускай, пускай спириты и прочие оккультисты, столь стремящиеся к наукообразию, заглатывают наживку и утоляют потребность в приближении к академическим кругам. Пусть добиваются воспроизведения экспериментов в лабораторных условиях, пусть довольствуются собой. Чуть позже я подброшу и мысль, что неплохо бы институту выпускать собственный журнал. Чем больше и быстрее будет наращиваться бумажная масса, тем лучше. И нам, и им — но первое время. Международное признание, публикации в периодическом издании с авторитетными соавторами, верификация опытов… О, как тут не вскружиться в голове?! И когда это произойдёт, и они совершат непоправимую и законом преследуемую глупость либо же окажутся в таковую втянуты, мы прихлопнем их, как углекислым газом окуренных насекомых. — Дмитрий Иванович в подтверждение слов даже пристукнул кулаком по борту. — Инициируем — разумеется, также, через посредников — коллективные судебные тяжбы и тьму исков. Никаких шатких свидетельских показаний. Упор на документальное подтверждение. Они сами этого хотели. И они узнают, что наука — это ответственность. Как можете заметить, кое-чему меня процесс того субчика всё же научил. — Михаил опять не сразу определился, о каком процессе говорил почтенный Дмитрий Иванович, хоть в материалах, переданных ему, и фигурировал всего один, поэтому осторожно спросил: