Его беспокоило то, что трое суток представленный им отчёт не находил адресата. Физически, безусловно, дошёл — для того курьерская служба, увитая проводами, радиоволнами и бумажными лентами, и существует. Во всяком случае, беглое знакомство состоялось. Но ведь донесение было не из тех, что можно положить в долгий ящик, какое-то ответное распоряжение должно ему воспоследовать! Впрочем, то могла быть небольшая уловка, чтобы проверить, не замутит ли кто омут, — но на уровне исполнителей всё было тихо. Значит, свидетелю их дел так и не удалось найти применение своему знанию, либо же раскрытие этой информации могло быть невыгодно по тем или иным причинам. Или это тоже было ответной уловкой: не занервничает ли кто? Возможно, в это самое время подбираются крючок поострее да леска потолще. Что ж, вот и повод узнать, для чего это всё на самом деле.
Михаил, насупившись от дум, продвигался к именной каюте на верхней палубе «Александра ІІ Освободителя», флагмана воздушного флота, чересчур роскошного, чтобы быть летающей лабораторией и чертёжной мастерской. Но, пожалуй, все призванные на борт заслуживали эти месяцы великолепия, какими бы чудаками или посредственностями при том ни казались по первому впечатлению. Дирижабль внушал достоинство каждым своим элементом, — но не себе самому, будь у него самосознание, а всем, кто был причастен к его созданию и эксплуатации. Это был лучший монумент человеческому гению. «Не безошибочному, не идеальному, но подошедшему к самой грани совершенства», — набирался Михаил источаемого судном духа. Он был готов и собран, он создал в сознании понятийно-поведенческий конструкт, отвечавший запросам предстоящего.
Вот и каюта в носовой части, прямо над рубкой, больше похожая на аквариум, до краёв залитый светом и со столь превосходной, не допускающей сквозняков, вентиляцией, что, казалось, та была способна не только поддерживать воздух свежим и чистым, но и отфильтровывать из пресыщенной фотонами среды отринутые наукой — ещё прошлого века — флогистоны.
— Ваше превосходительство, лейтенант Императорского флота Евграфов для дачи показаний по предоставленному рапорту прибыл!
— Хорошо, лейтенант, походите. И запомните: я ведь человек не военный, и более ценю дисциплину ума, нежели всю эту муштру. А у вас ум, надо признать, дисциплинирован. И я это говорю, имея в основании не только поданные вами за всё это время бумаги. У вас за плечами Минный офицерский класс и Императорский электротехнический институт с отличием, а также рекомендации моего хорошо знакомого коллеги Александра Степановича. Да, молодой человек, он вас запомнил. Вот почему вы и были выбраны в экипаж. Я лишь убедился, что не зря. Сейчас же я хочу подвергнуть испытанию некоторые свои и ваши выводы по поводу произошедшего. Прискорбно, что сорвались мероприятия по исследованию вискозного аппарата. Чудесный материал, чудесная технология. Я уже вижу её применение для воздушного флота, да и не только. Надеюсь, появится возможность воспроизвести технологический цикл в условиях нашего маленького летучего института. Но простите мне эту стариковскую мечтательность. Есть ли у вас какие-то дополнения и замечания по поводу визитёра, вызревшие за время ожидания этого разговора?
— Господин Менделеев, я не включил это в отчёт, но, похоже, за нами наблюдала женщина.
— Вот как? Женщина!
— Да, её костюм был более похож мужской, но всё же скроен по фигуре… И я уверен, что мужчинам подобные пропорции физиологически не вполне пристали.