Прямо сейчас он намеревался, раз уж был настрой, встретиться со своим отделением и уведомить о новых обязанностях, а затем заглянуть в кают-компанию и найти там кого-нибудь из офицеров, ответственных за маскировочные и детекционные системы, и начать проверку последних, каковые ещё по тем или иным причинам оставались на борту флагмана. По возможности — с перепоручением своим подчинённым непосредственного осмотра, раз теперь было понятно, на чём сосредоточить внимание; самому же — сконцентрироваться на мягком и тактичном допросе. А далее… Тут у него вновь закружилась голова, он прижался к отделанной перкалью и дамастом, преимущественно багровых оттенков, стене из арборита — вновь честь и хвала гению Костовича — и слегка утратил ощущение реальности; явственно сказывались дурные сновидения. Михаилу представилось, что он сам подобен спруту, вытягивающему щупальца и ждущему, пока мимо них кто-нибудь не проплывёт, и что два из них тянутся к его же шее. Но он не понимал, что этими образами подсказывают глубинные отделы мозга — его внутреннее пелагическое.
6
Сидевшая в клетке яркая птичка, заменявшая чириканьем дверной колокольчик и тем оповещавшая о новых посетителях, сейчас готовилась к заливистой трели, подменявшей и предварявшей творчество задерживавшихся или готовившихся к выступлению музыкантов, и чистила клювик об os sepia. Когда Энрико-Генри — «чёрта с два на счёт три ты, mon ami, Анри!» — говорил, что особо часто ночевать в его квартирке не придётся, Мартин как-то не подумал о тех местах, где ночевать придётся. Как и о том, что какой-то отдельный район города может задержать более чем на день, будто пути отсюда, кроме как на вечно отсутствующем пароме или нерегулярном дилижансе, не существует. На самом деле, разумеется, не было никаких проблем с общественным транспортом, но так, во-первых, неинтересно, а во-вторых, транспорт и его пассажиры также принимались за объекты наблюдения — это же экспедиция!
Конечно, для размещения выбрали они по местным меркам вполне пристойную гостиницу, чья владелица была в курсе таких сложных понятий, как гигиена и комфорт постояльцев. Но приходилось порой заглядывать и в места настолько паршивые, что у тамошних клопов были блохи, а на грязи — пыль. Наверное, как-то так и выглядели средневековые городишки, наступавшие на деревни. В этих халупах, закутках и улочках рождались особые миазмы, заражающие и портящие организм, но вместе с тем и дарующие ему болезный творческий импульс — иногда достаточный, чтобы убраться оттуда. Хотя многих устраивал просто переезд на соседние, чуть более обустроенные участки.
Мартин же смирился с доминирующей громадой Сакре-Кёр. С её необычными призрачными контурами, вроде как неовизантийскими. Город не хотел поглощать Монмартр, однако утвердил поверх него свой сигил. Белёсый его призрак предотвращал проявление иных духов — коммунаров, носителей революционного нрава. Но белизна эта обязана не символизму чистоты, примирения или сакрального, но мраку катакомб, вырытых вокруг и под холмом, в которых — и в котором — добывался гипс, материал декоративный, бесполезный для местных обитателей — разве что для виноградников, какие оставались. Сакре-Кёр котлом накрывал пустоты под Холмом, когда-то служившие и как укрытие для изгоев давних времён — христиан, и бродившие и закипавшие в его окраинах речи, он прикрывал собой полный знаков и смыслов горб, он закупоривал и предотвращал взрыв, хотя — до чего же просчитались создатели! — ведь известно, что избыточное давление следует выпускать, иначе произойдёт именно то, чего так боялись заказчики сооружения, причём масштабов Кракатау. От этого пока что спасала незавершённость базилики.
«И это уже третье упоминание виноградарства вне непосредственного употребления вина», — изумлённо отвлёкся Мартин, со временем выяснив, что тема начала играть с ним ещё в день приезда: фасад мэрии XII округа, к которому относится Гар-де-Льон, украшен фигурами краснодеревщика и винодела. «Дионисиев град!» — в просветлении меж пьяного угара выпалил он как-то. «Вино-град!» — скаламбурили ему в ответ и вновь ввергли в вакхический хаос, изрядно подлив.