А от матери надо избавляться. Увлёкся, похоже, Рогобой. И Хвостатка мается. Ничего. На забег всё же пошёл, и прискочат сейчас умолять, чтобы забрала чужую, иначе Круторог на свадьбу не соглашается. Пора бы переход подготовить. Зова нет, но перекрестье поможет.
Старуха выбралась из юрты, шикнула на приплясывающего в темноте калеку и доползла до сложенных из каменьев столбов. Швырнула горячий крест под перекрытие и отрешилась в поисках свежей проплешины между мирами. Пусть чужая вернётся домой, чтобы дочку беречь, раз сама чарам слабо поддаётся. Если там на костре не сожгут…
Очнувшись, уставшая баба-Ирга с трудом поняла, что перед ней склонился Рогобой. Пришёл. Однако позади него, затравленно вглядываясь в наливающуюся пелену перехода, пряталась чужая.
– Не губи, баба-Ирга, отпусти Меакульпу домой. Не продавай волопасам.
Да так же всё и задумано, мальчик. Да и ладно. Совравшая Хвостатка только помогла. Заживёте скоро, детишек нарожаете. Шепнуть всего-то Круторогу, что пора.
Баба-Ирга властно махнула калеке, поддакивая молодому пастуху. Старик забросил в пелену жертвенного зайца.
Переход проснулся и жадно потянул к себе.
Рогобой вытолкнул чужую в зев родного мира и уставился, нахмурившись, на забурлившую пену. Покачал рогами, щёлкнул пятнистым хвостом и шагнул следом.
Сил окрикнуть у Ирги не осталось.
А из темени выскочила Хвостатка, подвывая и отбиваясь от калеки, навалилась на столб и обрушила его, закрывая дорогу назад.
Маялась в ту ночь старуха, тщетно угадывая, выживет ли курчавый Рогобой в мире, где рогатых пастухов почитают за чудищ, и грезилось ей в ложном тепле, что через переход ушли трое.