Жара и холода…
Ах, до чего ж невежливо
Разлаялись ветра:
Они от мыса Дежнева
свистят до мыса Ра!
То яростного вида
Круглятся облака,
То мрачного друида
Мохнатая рука…
И сохнут фараоны
В глубинах пирамид,
И тень Наполеона
За Цезарем торчит…
Гугниво гугеноты
Поют свои псалмы…
Ну, пусть ответит кто-то:
При чём
Тут
Мы?
* * *
…Потому что всё на свете,
А точнее сам «весь свет»
Состоит из двух вот этих
Слов коротких: «Да» и «Нет».
Бог и чёрт, мужик и баба,
(Дам – не дам – и все дела)
Середина-то хотя бы –
Где?
А вовсе не была:
Плюс и минус, море – суша,
«Лёд и пламень» – в общем, прав
Был во время оно Пушкин,
Двух знакомцев описав.
Стрелам и пчелиным жалам
Ход обратный запрещён,
Да и сам-то Бог, пожалуй,
Улица с односторон…
Ода-баллада
(о том, «как делать стихи»)
Не пишется. Не спится.
Бессонница – как страж…
На чём остановиться?
История? Пейзаж?
И где, какая птица
Рифмуется, кружится,
И стих впадает в раж?
А рифмы – как из крана
(видны, стены, штаны…)
Толпятся, как бараны:
(вруны, годны, полны…),
Ну, выверну карманы –
Слоны, бледны… Блины!!!
У кромки океана –
Бретонские блины!
На вересковой круче,
Над морем, прямо тут,
В толпе ветров колючих,
Девчонки их пекут.
А ну-ка, глянь на солнце
И заслонись блином,
Сквозь блин предстанет солнце
Канатным плясуном!
Набег ассоциаций –
Размашистым пучком…
Не дай им разбегаться
И оглядись кругом:
Вон, тучка, что так хмуро,
Так медленно прошла, –
Да, это тень Артура
У Круглого стола!
А стол стоит над сопкой
С прибрежной стороны,
На нём горячей стопкой
Возвысились блины!
Внизу же – ни травинки…
(Ах, в мире всё – песок!)
Глотни-ка, по старинке,
Поджаристый кусок!
Вдали – залива глотка
Скалиста и черна,
Закат – как сковородка
Для нового блина:
Нальют в неё тумана –
И вновь вознесены
Над пеной океана,
Белесой, как сметана,
У края океана –
Бретонские блины!
Июнь 2004 г.
* * *
«Есть три эпохи у воспоминаний...»
Анна Ахматова.
Три типа запахов бывает у растений:
Один – съедобный, над базарами висящий,
Другой – цветущий – запах женщины в постели,
А третий мрачный, из лесной, болотной чащи.
И есть три возраста, один – за жизнью гнаться,
Второй спешит сам за собой и дни и ночи,
А третий – только бы ни с чем не расставаться:
Не зря он первым обернуться вечно хочет!
Ещё – три голода: один – простой, как корка,
Другой извечный, никогда не утолимый:
Ладоням гладко, а губам и телу – горько…
А третий гонит так, что всё на свете – мимо,
Кроме стиха…
Женский портрет 1976 года.
(Обнажённая в золотистых тонах)
И. Ш.
Где в море душу вливая,
Опять дрожит река,
Осоку раздвигая –
Оливковая рука…
Валькирия тяжёлая,
Звенит глухою медью,
Отряхиваея волосы,
Над виноградом мидий.
Июнь – белее белого,
Он даже ночью белей
Цветков жасмина, cделанных
Из платьиц мелких фей.
На фоне ветра белого,
Чуть влажная и медная,
Она идёт так медленно
По краю летних дней…
Звенят по меди искорки
Опавших лепестков –
Фарфоровые осколки
От статуй старых богов.
Давным-давно покинуты
Античные они,
И в воду опрокинуты
Жертвенные огни.
С холмов седого ветра дым
Над яркостью осок
И сквозь зелёный цвет воды –
Коричневый песок.
Валькирия тяжёлая
Звенит глухою медью
И отжимает волосы
Над виноградом мидий,
И волосы – как водоросли,
И тёмен медный цвет…
По камушкам. Над водами.
Вдоль края летних лет…
2004 г.
Йер ла Пальмье
…рассказать
Обо мне, какой я была,
В те года, когда здесь жила…
Ирина Одоевцева.
…А те, кто и не знал её,
Твердят, серьёзны и упрямы,
Что, мол, отменное враньё –
Воспоминанья старой дамы.
Враньё? Узор для красоты?
Но с ней мы не были «на ты»,
Так как ручаться – между нами! –
(Кот умывался на окне),
Что истины всегда, годами,