— А где сам? — спросил Тихомиров.
— Сейчас будет. В магазин вышел.
— А как его работа продвигается?
— Очень интересная пьеса. Там есть и модистка, и Пехов, и Буянов, только под другими фамилиями, и про тебя очень интересно.
— А пока его пет, почитать можно? — спросил Тихомиров.
— Неудобно.
— И вправду, неудобно, — согласился Тихомиров.
И тут вошел писатель. Они поздоровались с Тихомировым.
— Я сейчас. — Анна выскользнула из комнаты.
Как и в прошлый раз, Тихомиров услышал через тонкую дверь разговор в коридоре. Только теперь у Евдокии Петровны деньги взаймы просила Анна, и спросила не червонец, а четвертную. И старуха по-прежнему плохо слышала, поэтому громко переспрашивала.
По тому, что Анна вернулась оживленной, Тихомиров понял, что на этот раз деньги занять удалось.
— Вот что, — сказала Анна, — я в школу, у меня занятия, а вы пообедайте в ресторане. Насколько я знаю, теперь его очередь вести тебя в ресторан… — Анна незаметно сунула писателю кредитку в карман пиджака. — А вечером спокойно поговорим…
И снова, как когда-то, Тихомиров и писатель сидели в ресторане.
— А как Пехов и модистка? — спрашивал писатель.
— В райцентр перебрались. Ребенка родили. Он в коммунхозе, она в ателье. Квартиру пока снимают.
— А Ильин?
— Нормально. Машину купил. Опять лауреатом стал.
— А эта, которая вас не пропускала?
— Ее с культуры в «Заготлен» перевели.
— Значит, льна в районе не будет.
— Ей год до пенсии остался, много напортить не успеет.
— А если она не захочет на пенсию? — спросил писатель.
— Теперь таких прямых не оставляют, с почетом провожают, — успокоил писателя Тихомиров и осторожно поинтересовался: — А как работа продвигается?
— Честно говоря, не очень. В тупик зашел. Я завтра на работу выхожу. В строй-трест, в отдел технической информации. Приятель пристраивает.
— А как же пьеса? — удивился Тихомиров.
— По вечерам буду писать, в выходные дни…
— Не ходи, — сказал Тихомиров. — Делу надо целиком отдаваться, а если вечерами и по выходным, ничего не получится.
— Что получится, будет видно, а пока жизнь не получается. Скоро год, как я денег в дом не приношу. Бьется она и в школе и в интернате, а сейчас хочет уборщицей устроиться в больницу. Боюсь я, вдруг надоест ей и уйдет.
— Пусть уходит, — сказал Тихомиров. — Хотя, конечно, грешно говорить так мужу своей дочери, но дело важнее женщины. Женщины будут другие, а дела может и не быть. Сам же говорил, помнишь?
— Помню, — согласился писатель. — Но я не хочу, чтобы она уходила. А потом, почему от меня должна жена уходить? Люблю я се. Не могу я, чтобы она одна все тянула. Ей же тоже хочется жить, как все, а не только работать.
— А сколько тебе еще работать над пьесой надо? — спросил Тихомиров.
— Откуда я знаю, Михалыч? Может, полгода, а может, и год уйдет, пока по-настоящему получится. Ладно, этот вопрос я для себя решил.
— Сколько ты будешь получать в этой информации?
— Сто сорок…
— Есть другое предложение, — сказал Тихомиров. — У меня в заначке от Полины па сберкнижке есть полторы тысячи. Я тебе буду каждый месяц давать по сто сорок рублей, на год как раз хватит, а ты Анне скажи, что работаешь в этой самой информации.
— Как же это я скажу, если я дома буду сидеть? — удивился писатель.
— Она в школу рано уходит. Полдня сидишь дома, а на вторую договорись с приятелями какими, которые на работу уходят, в их квартире поработаешь. Выход всегда найти можно. А если за год не успеешь, придумаем что-нибудь еще. Нельзя бросать, Витя. А вдруг ты напишешь великое произведение, и оно много веков будет служить людям?
— А если я графоман? — спросил писатель. — Если я бездарь?
— Все может быть, — согласился Тихомиров. — Заранее все не предугадаешь. Это как в сельском хозяйстве: все спланируешь и удобрения внесешь, а град ударит и дожди лить начнут, и ничего ты не взял. Хорошо, если на семена вернешь. Если об этом думать, не сеять, что ли? Все. Перестань думать о деньгах. Работай.
— Нет, — сказал писатель. — Я не могу у вас брать деньги. Я знаю, как они нелегко достаются.
— Вот и хорошо, — сказал Тихомиров. — Значит, ответственнее относиться будешь.
И вдруг писатель заплакал.
— Ты чего это? — смутился Тихомиров.
— Да так, — отмахнулся писатель. — Я ведь без отца вырос! Не так уж много мне помогали.
— Да какая эго помощь? — сказал Тихомиров. — А потом, я не только тебе помогаю, я о людях думаю. Посмотрят, может, и для себя выводы сделают. Как жить и как не жить. — Тихомиров достал кошелек и вынул пятьдесят рублей. — Возьми пока. Скажи, что подъемные выдали.