Громов поморщился, всем видом показывая презрение к трусливым политикам Тайлы.
Они вышли из дома и направились к концу квартала, где должен был быть продовольственный магазин.
– Что брать? – спросил Жак.
– Хлеб, консервы, воду, – пожал плечами Кирилл, – только немного, у меня нет ни сумки, ни рюкзака.
Жак вышел из магазина спустя пять минут с пакетом и раздутой сумкой.
– Пойдем скорее, – забирая пакет, сказал Громов, – пока здесь спокойно.
– Я ел последний раз утром! – возмутился Жак. – Давай немного облегчим нашу ношу.
– Я тоже. Но до ночи останавливаться не будем, нужно пройти хотя бы километров десять-пятнадцать.
– Перекусим на ходу, – кивнул Жак.
– В тюрьме такой ужасный чай, – с улыбкой пожаловался Кирилл, – не хочу больше туда.
– А куда хочешь?
– Вообще, я с удовольствием оказался бы сейчас дома, в десяти парсеках от системы Rex. Но для начала хватит и леса.
Под ногами заскрипел крупный, желто-коричневый песок. Часто он сменялся проплешинами красной, твердой как камень глины.
Жак оглядывался каждые несколько минут. С лица не сходило выражение беспокойства.
– Мы здесь как на ладони! – не выдержал он.
– Есть варианты?
Жак покачал головой.
– Может, нас здесь и не подумают искать, – утешил Кирилл.
– Вертолеты, – сказал Жак, словно пророчил конец света, – скоро их поднимут.
– Спрячемся. Знаешь, как страусы делают?
– Кто?
– Птицы такие огромные. У нас на Spes их держат для яиц и мяса. Они когда пугаются, голову в песок прячут.
Жак посмотрел на Кирилла с еще большим беспокойством, словно пытался понять, не сошел ли его спутник с ума. А звездолетчик меж тем вдохновенно продолжал:
– Помню, мать разобьет одно яйцо на сковородку, насыплет специй и жарит минут десять. Запах – по всему дому. Потом поставит сковороду посреди стола и тоже садится. Втроем до отвала лопали, а все равно за один раз съесть не могли.
– Надеюсь, это нам поможет, – скептически заметил Жак. – Против бойцов Рекса.
– Причем здесь они? – с досадой спросил Кирилл. – Если ты не пробовал страусиную яичницу, то, считай, и не жил по-настоящему.
– Теперь у меня появилась цель и смысл жизни.
Они шли, меся песок. Кирилл – мощными ботинками космонавта и начальника безопасности, Жак – легкими кроссовками. Частенько мужчины прикладывались к бутылкам с водой. Несмотря на вечер, Либертас светила довольно жарко.
Сутки на Тайле длились двадцать три часа, зато год – триста восемьдесят один день. Так что период обращения вокруг звезды, и у Земли, и у Тайлы – были равны. По Земному календарю шел две тысячи триста пятидесятый год, но Рекс первый, несмотря на счастливое совпадение, за которое Тайлу называли близняшкой Земли, ввел собственное летоисчисление. Шел девяносто седьмой год от колонизации.
Песок и глина нехотя уступили невысокой мягкой траве. Идти стало легче. Витающая в воздухе пыль сменилась свежим запахом растений. Послышался гул вертолетов, Жак мелко задрожал.
– Ложись! – приказал Кирилл, отбрасывая пакет метров на двадцать в сторону.
Жак послушно распластался на траве. Через мгновенье он удивленно крякнул, когда звездолетчик улегся сверху. Автомат больно давил в спину, но что-то спрашивать водитель побоялся.
Вертолет пролетел в полсотни метров над ними. Кирилл поднял глаза, следя за удаляющимся хвостом летающей машины.
– Будем лежать, пока они не вернуться, – сообщил он.
– Нас высматривают, твари, – прокряхтел Жак. – Завтра от флаеров будем прятаться. Если доживем.
– Ты заканчивай со своими пророчествами, – хмыкнул Громов, – а то уже докаркался до вертолетов.
– Я предупреждаю, – хрипло, словно и правда был вороной, парировал Жак. – Может все-таки слезешь с меня?
– Нет, так мягче лежать.
– Теперь я знаю, за что тебя упекли в тюрьму.
– М-м?
– За наглость и цинизм.
– Если бы за это сажали, на свободе остались бы только святые врачи с планеты Кришна.
– Не знаю таких.
– Я тоже, – легко согласился Кирилл, – но слышал. Кончай болтать, мало ли какие у них датчики. Вроде возвращаются.
Жак замолчал. Он даже не пытался посмотреть в небо. Француз чувствовал, как щека полностью переняла рельеф земли и травы. Руки онемели, спину ломило с каждой секундой сильнее.
Только через пять минут после того, как гул вертолета стих, Кирилл сполз с попутчика. Жак с трудом перевернулся на спину, и взглянул на Громова. Звездолетчик, от подошв ботинок до воротника, был зеленым. Только бледное лицо, кисти и черные волосы портили эту цветовую гармонию.