— Даже в Зоне? У землян?
— Даже в Зоне.
— Тогда чего же ты ждешь? Тебя здесь никто не держит. Если хочешь отправляйся!
Я повернулся к Каллине. Ее легкий, похожий на паутину, серый плащ развевался на ветру. Казалось, она была крылата. Длинные, разметанные ветром волосы образовывали некий туманный ореол вокруг ее лица. Я отвернулся от дальних огней города и притянул ее к себе. Она секунду сопротивлялась, но потом вдруг прильнула ко мне, страстно ища губами мои губы, отчаянно обнимая меня за шею. Когда мы наконец разомкнули объятия, она вся дрожала, как лист на осеннем ветру.
— И что же дальше. Лью? Что нам теперь делать? Я резким жестом указал в сторону неоновых вспышек.
— Теперь — в Зону Терры. Надо поставить Комин перед свершившимся фактом. Пусть поищут другую пешку для своей игры.
Искорки света медленно погасли в ее глазах. Повернувшись в противоположную от города сторону, она посмотрела на темные горы вдали, и опять мне вспомнилось то, былое… Белый дым, спиралью уходящий в небо, странное пламя…
— Огни Шарры все еще горят там, Лью. И ты не более свободен в своих поступках, чем я.
Я обнял ее, постепенно возвращаясь к нормальному восприятию действительности. Дождь ледяными струйками тек по нашим лицам. Повернувшись, мы медленно пошли к темнеющей громаде башни.
Ветер, разбиваясь о стены и углы замка, нес с собой потоки дождя. Мы прошли через огороженный высокими стенами двор на галерею и остановились перед аркой. Каллина потянула меня за руку. Здесь находился лифт — старинное подъемное приспособление. Мы вошли и оказались на специальной площадке, которая начала подниматься.
Башня Ашары — согласно легенде — была построена для первой Хранительницы еще в те времена, когда Тендара представляла собой всего лишь несколько десятков глинобитных хижин, прилепившихся у подножия Неварзина. Она сохранилась, несмотря на то, что наш мир долгое время бился в землетрясениях, и стояла здесь еще до того, как в небесах возникли наши четыре луны. Пыль многих столетий осела на стенах Башни; мрак, тени, запахи — все в ней напоминало о прошлом.
Мы поднимались все выше и выше. Наконец лифт остановился. Перед нами была огромная дверь, вырезанная из цельного прозрачного кристалла. Не занавес, не световая панель. Дверь.
И мы вступили в синее сияние. Жутковатые отблески света придавали комнате ощущение беспредельного пространства… Синеватые отсветы дрожали в воздухе, над головой, под ногами; казалось, будто плывешь в синей воде или погружаешься в глубины драгоценного синего камня.
— Подойдите сюда, — раздался вдруг чей-то глубокий, низкий голос, женский голос; слова звучали четко и ясно, словно холодная вода, текущая под ледяной броней. — Я жду вас.
И только тогда мои глаза смогли различить в этом морозном сиянии огромный трон резного стекла и фигуру женщины, сидящей на нем. Маленькая, как ребенок, очень прямая, в странных одеждах, которые так отражали свет, что казались почти прозрачными.
— Ашара, — прошептал я. И склонил голову перед Волшебницей Комина.
Кожа на ее бледном, совершенно лишенном морщин лице была гладкой, как у Каллины. Лицо это казалось каким-то неземным, чистым, невинным, однако черты его свидетельствовали об ином: о долгой, слишком долгой жизни, что стерла даже морщинки. Глаза, огромные, продолговатые, тоже как бы не имели цвета, хотя при нормальном освещении, скорее всего, были голубыми. Между двумя Хранительницами существовало нечто общее, некое сходство: как если бы Ашара была сильно стилизованным портретом Каллины или Каллина — дочерью Ашары, малышкой, которая станет в один прекрасный день точной копией своей матери.
И я уже начинал верить, что Ашара действительно бессмертна, что она живет на Дарковере еще со времен пришествия Сынов Света.
— Итак, ты побывал среди звезд. Лью Элтон, — тихо проговорила она.
Было бы несправедливо утверждать, что в ее голосе не чувствовалось доброты. Просто это был не совсем человеческий голос. Он звучал так, будто усилия, которые она прилагала, чтобы общаться с обычными людьми, были для нее чрезмерны; будто наше вторжение потревожило холодный мир кристаллов и света, в котором она обитала. Каллина, более знакомая с этим миром, ответила за меня:
— Ты все видишь, Мать. Ты знаешь обо всем, что видели мы. Огонек жизни сверкнул в древних глазах.
— Нет, даже я не могу видеть все. А ты отказалась от моей помощи, Каллина. Ты ведь знаешь, теперь у меня нет власти вне стен этой Башни. — Голос ее несколько окреп и оживился, словно она понемногу пробуждалась ото сна благодаря нашему присутствию.