Это только кажется нам, что мир беспредельно огромен. Он в действительности мал и тесен. Глобализация, о которой столько говорят политологи, это постепенное превращение мира в одну большую деревню, где все о всех все знают, где неосторожный чих больного соседа заражает многих других.
Заглянуть в прошлое можно только из настоящего, идя по следам, которые оставили минувшие события. Угадать будущее мы не в состоянии. Оно накатывает на нас неожиданно, не давая возможности приготовиться. Точки, в которых начинаются события, способные вовлечь нас в свой водоворот, часто отстоят во времени и расстоянии так далеко, что мы не всегда можем понять, откуда накатила волна и почему именно нас она швырнула в пучину приключений, удач или невзгод.
Задолго до того, как Андрей попал в Фергану, случилось совершенно пустяковое по любым меркам событие, о котором он так никогда и не знал.
В прокаленном жарой городе Душанбе на выселках в микрорайоне Обшорон в небольшой чайхане собралась компания безработных работяг: Икрам — водитель-дальнобойщик первого класса, Нури — мастер текстильного производства, Акбар — электромонтер и Рафикджон — сапожник.
Безработица — это не отдых и работящим людям не в кайф. Безделье радует лодыря и угнетает нормальных людей, как скрытая от глаз внутренняя болезнь. А кто выставляет напоказ свои недуги и болячки?
Четверо — старые приятели, знавшие друг друга с детства, и в чайхане у них всегда находились темы для обсуждения.
Рафикджон пришел на встречу с газетой. Ему повезло: российский офицер-пограничник принес мастеру для ремонта разбитые на камнях дорог ботинки. Обувь была завернута в старую газету. Рафикджон развернул ботинки, газету расправил, разгладил рукой и захватил с собой в чайхану.
Заняв обычное место, Рафикджон водрузил на кончик орлиного носа очки, развернул газету и стал читать.
— Э, рафик Рафикджон, — сказал Нури, — что там пишут?
Нури шутник и всякий раз, обращаясь к другу, слегка подкалывает его. Рафик по-таджикски, как слово так и имя, имеет одно значение — приятель, товарищ. Сочетание их в одном предложении звучит необидной подначкой.
Рафикджон, не отрывая глаз от газеты, не реагируя на подкалывание, спокойно ответил:
— Много букв, обо всем написано.
— Что интересного? — спросил электромонтер Акбар.
— Один русский генерал сказал, что у него есть чемоданчик. Если открыть, будет атомный взрыв. Хирошима.
— Врет он, — тоном, не терпящим возражений, опроверг Акбар. — Ерунда все это.
— Правду говорит, — голос Икрама прозвучал веско и уверенно. — Есть такой чемоданчик. Ты Сабита Лысого знаешь? Так вот он рассказывал еще давно, что такой чемоданчик у русских есть.
— Ладно, шайтан с этим чемоданчиком, — сказал Акбар, обиженный опровержением. — Ты, Рафикджон, лучше прочитай, когда у людей будут работа и деньги.
— Это, дорогой, не напишут. Это даже у русских большая государственная тайна.
Обычный треп обычных людей. Дело житейское, проходное. Но…
КГБ, ЦРУ, БНД, «Моссад» — этим монстрам мирового шпионажа в своих разведывательных возможностях не уступают крупнейшие церкви мира — католическая, православная, мусульманская…
Обряд исповеди, доверительные беседы клира с прихожанами позволяют собирать огромные массивы информации. Без больших материальных затрат и опасности угодить в контрразведку удается узнать не только о том, кто, как и с кем спит, но и о том, кто берет взятки, кто ворует, кто что думает о законах и власти и еще о многом другом.
Уже на другой день богобоязненный сын ислама Нури после утреннего посещения мечети побеседовал с муллой Азади. Поговорили о том о сем. Рассказал Нури и о разговоре, который у друзей состоялся вчера, в том числе о работе и чемоданчике, таившем в себе огромную разрушительную силу.
Мулла Азади, в молодости окончивший физический факультет университета, по-своему трактовал рассказ Нури. В тот же вечер он передал разговор своему знакомому, который официально числился корреспондентом газеты «Шариат», а на деле являлся представителем подпольной исламистской организации «Хизби-ут-Тахрир».
«Корреспондент» передал информацию по своим каналам дальше, даже не зная, к кому она попадет.
А у ценной информации есть определенное свойство: она всегда попадает к тем, кто ею интересуется.
Небо в краю пустынь Аравийского полуострова чаще всего не голубое, а пепельно-серое, выгоревшее от вечного зноя. Солнце здесь мало похоже на яичный желток, каким его рисуют дети. Диск светила, добела раскаленный, яростно клокочущий испепеляющим жаром, застывает в зените, и тени на земле почти исчезают. Ветер, дующий со стороны залива и океана, несет на сушу воздух, напоенный удушающим дыханием парилки. Сменив направление, он приносит не облегчение, а овевает колючим жаром песков.