Полицейский заглушил двигатель:
— Ваши документы, мадемуазель.
Женевьева открыла сумочку и вынула пластиковую карточку автомобильных прав.
Полицейский осторожно взял ее за два ребра, чтобы не оставлять своих отпечатков, сличил фотографию с оригиналом.
— В жизни вы красивей, госпожа Дюран.
Стоило бы сказать спасибо за комплимент, но Женевьева решила промолчать.
Полицейский положил карточку на приборную панель.
— Госпожа Дюран, пусть вам не покажется смешным, но меня и моих коллег серьезно беспокоит ваша судьба.
— С какой стати полиции заботится обо мне? — Женевьева постаралась произнести это как можно язвительней.
Полицейский на ее слова не обратил ровным счетом никакого внимания. Он вынул из кармана пиджака фотографию:
— Вам знаком этот человек?
Со снимка на Женевьеву смотрел шейх Джамал ибн Масрак, одетый в традиционную ослепительно белую джалабу, с головой, покрытой клетчатой красно-белой шемагой.
— Да, знаю. Что дальше?
— Дальше? Это тоже он?
На втором снимке шейх был совершенно голым. Он стоял на открытой веранде, подставив тело лучам восходящего солнца. На фото хорошо просматривался рельеф мышц груди и живота. Неприкрытые первичные признаки мужского пола ютились в куще густых черных волос. Довершали образ волосатые слегка согнутые в коленях ноги.
— Он, — не задумываясь, ответила Женевьева.
— Судя по всему, — сказал полицейский, — шейх одинаково хорошо знаком вам в одежде и без нее. Разве не так?
— Вы дерзите, — изобразив на лице крайнюю степень неудовольствия, сказала Женевьева. — Я буду вынуждена обратиться к прокурору.
— Госпожа Дюран! — Полицейский широко улыбнулся. — О какой дерзости вы говорите? Была только констатация факта. Вас даже не удивила и не шокировала фотография голого шейха. — И вдруг, перестав улыбаться, с лицом, вмиг посуровевшим, добавил: — Кстати, я даже не знаю, доберетесь ли вы когда-нибудь до прокурора.
Ледяной тон и серьезность, с которой были произнесены последние слова, не на шутку испугали Женевьеву. Она уже поняла, что слишком необычной оказалась ее встреча с полицией, и угадать, чем она закончится, крайне трудно.
— Что вы имеете в виду? — спросила Женевьева, и голос ее дрогнул.
— Горную дорогу, моя госпожа. Только дорогу. Впереди есть очень опасный скальный участок. Там ровно два дня назад в пропасть сорвался «Порше». Великолепный жеребчик, серебристый металлик. Погибли двое — он и она. Их тела подняли из пропасти, а машина все еще в ней. У вас нет желания взглянуть на нее? Тут совсем недалеко.
— Я вожу машину аккуратно, — сказала Женевьева, сдерживая испуг. В словах полицейского она угадала страшный намек, облеченный в форму рассказа о дорожном происшествии.
— Она тоже ездила аккуратно, — полицейский как фокусник извлек из кармана третью фотографию. — Взгляните.
Цветной снимок запечатлел лицо красивой женщины. Закрытые глаза и правая щека, залитая кровью, свидетельствовали, что на снимке мертвое тело.
— Уберите, — требовательно попросила Женевьева и хотела отшвырнуть фотографию. Полицейский успел перехватить ее руку.
— Вглядитесь повнимательней. Вам она знакома?
— Нет!
— Верно, мадам Дюран. Но я вам скажу, кто она. Это ваша предшественница в постели шейха Масрака.
— Как вы смеете?! — Женевьева была близка к истерике. — Кто вам позволил лезть в мою частную жизнь?!
— Прекрасно, моя госпожа, прекрасно! Вы спросили, кто мне позволил лезть в вашу жизнь. Я отвечу — закон. Тот, который гарантирует нашим гражданам безопасность их жизни, здоровья, собственности.
— Разве мне грозит опасность? — Женевьева изменила тон. Она поняла, что с полицейским лучше говорить спокойно. — Я этого не замечаю.
— Зато заметили мы и пытаемся вас уберечь от неприятностей.
— Что вы имеете в виду, господин э…?
— Инспектор Анри Бальфур, к вашим услугам, моя госпожа. А имею в виду не только я, но и те джентльмены, которые сидят в другой машине, что вы оказались в зоне чрезвычайной опасности.
— В какой именно?
— Мы не будем затрагивать причин, по которым вы оказались в постели шейха Масрака…
— Это мое личное дело, в чьей постели и когда находиться.
Женевьева вспылила, но с достаточной умеренностью. Она уже чувствовала, что инспектор Бальфур подавляет ее своей уверенностью и волей.
— Верно, госпожа Дюран. Поэтому я и сказал, что мы не будем затрагивать причин, по которым вы влезли под чужое одеяло…