Недолгое время спустя на озарённую огромным костром поляну высыпало несколько десятков лохматых и бородатых воинов. Пешие, облачённые в грубые кожаные одежды с нашитыми поверх металлическими пластинами, и вооружённые боевыми топорами, они выглядели настоящими дикарями. Но дикарями весьма грозными и воинственными. Перед их глазами предстала пустая башня и наполовину прогоревший костёр с обугленными человеческими телами. Почерневшие трупы потрескивали и распространяли отвратительный запах горелой плоти. Рассыпавшиеся по поляне воины мгновенно осмотрели башню с ближайшими окрестностями. Обнаружение целого зажаренного кабана и бочонок вина (второй всё же умудрился забрать с собой здоровяк Хиарвар) бородатые варвары встретили оглушительным радостным рёвом. Вскоре к башне подъехало несколько всадников чья более богатая одежда и добротное оружие свидетельствовали о их достаточно высоком положении. Высокий пожилой всадник с завитой в косички длинной бородой, обернувшись в седле подозвал одного из воинов. − Ну что там, Сигеферт? – спросил он нетерпеливо. – Вы нашли его? − Увы, мой конунг, но нас опередили! – хищно улыбнулся тот показывая крепкие зубы. – Похоже, что нужный вам человек отправился к своим богам. Если только те привечают предателей. Мы нашли только семь обгорелых трупов. Один с отрубленной головой. И вот ещё это, − воин поднял свой боевой топор на лезвие которого болталась почерневшая бронзовая цепь с медальоном в виде дракона. – Узнаёшь? − Морвран, − сплюнул конунг. – Это его цепь. А меч?! Меч вы не находили?! Он должен быть у него! − Ни меча, ни чего хоть сколько-нибудь ценного, − пожал плечами воин. – Разве что зажаренная кабанья туша, но парни её уже почти съели. Вдруг их разговор был прерван весёлыми криками и взрывами смеха, куда более походившего на рёв хищных животных. С десяток бородатых воинов, пиная ногами, гоняли по траве раскалённый в огне человеческий череп. Играя им как мячом, они швыряли мёртвую голову друг другу оглашая поляну дикими криками. Остатки обгорелой плоти и волос издавали шипение соприкасаясь с покрытой росою травой. Внутри черепа что-то потрескивало, время от времени выстреливая искрами. − Я всё понял, − издал глухое рычание конунг. – Это кто-то из уцелевших воинов Артура. Они выследили предателя и расправились с ним. Меч у них. Клянусь Тором эти собаки не могли далеко уйти. Видергильд, − повернулся он к другому всаднику, − никакого привала не будет! Если нам помогут боги, то к утру их нагоним. Но сидевший на вороном коне статный, совершенно лысый воин в зелёном плаще от этих слов пришёл в ужас. Он немедленно подъехал к конунгу и прошептал. − Опомнись, Этельред, ты что, собрался преследовать кельтов ночью в лесу? Боги лишили тебя разума, брат. Это чистое безумие. Мы попадём в ловушку расставленную их колдунами. Ни один меч, будь он выкован хоть самим Вёлундом не стоит такого риска. Подождём до утра. При свете солнца их колдовство растает как туман. * * * Лето 1869 года. Тибет. Провинция Цанг, недалеко от Шигацзе. Пространство с изменённым течением времени и недоступное для непосвящённых. Казалось, что здесь абсолютно всё дышит неземным, исцеляющим покоем. Лёгкий ветерок доносил восхитительные ночные ароматы, пропитанные запахами летних трав и цветов. Было слышно, как где то, в отдалении трубили мамонты. Тёмная вода небольшого озера была спокойной и ровной как зеркало. Даже малейшая рябь не тревожила её поверхность. На берегу, в позе лотоса сидел молодой, светловолосый мужчина на теле которого была надета лишь одна лишь набедренная повязка. По-видимому, он пребывал в состоянии глубокой медитации. Его мощным мускулам и атлетическому сложению мог бы позавидовать любой греческий атлет-олимпионик, но сразу было видно, что истинная сила мужчины: во-первых - находится где-то глубоко внутри, а во-вторых – она принципиально необорима. За спиной мужчины виднелся огромный безмолвный дворец со множеством тускло освещённых окон, и тонущими во мраке силуэтами регулярно разбитого парка. А рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки беспечно застыли несколько спящих аистов. Наверное, созерцание похожей идиллической картины и сподвигло знаменитого китайского поэта эпохи Сун, Су Ши написать свои великие строки. Строки, ставшие символом совершенного покоя:
- на водах и лодочник внемлют Одному и тому же сну1. На противоположном берегу озера слегка зашевелились кусты, и из лесной чащи показался самый настоящий белый единорог. Внимательно оглядевшись вокруг он стал боязливо пробираться к водопою. И хотя в этом мире ему некого было опасаться, осторожное животное постоянно прислушивалось и нюхало воздух. Внезапно на тёмную гладь озера совершенно беззвучно опустилась стая лебедей. Величественные, грациозные птицы заскользили по зеркальной глади и вдруг выстроились в совершенно правильный круг. А дальше произошло нечто и вовсе совершенно неожиданное. В самом центре лебединого круга появилось яркое золотое пятно. Излучая мягкий пульсирующий свет, оно поплыло к берегу и приблизилось к неподвижно сидящему мужчине. На небольшом восьмиугольном плоту стоял очень красивый золотой трон с подлокотниками в виде двух львиных фигур на котором восседал маленький азиатский мальчик лет семи-восьми. На малыше была оранжевая тога и традиционная для буддийских лам жёлтая шапка. Именно от этого ребёнка и шло то самое золотистое сияние. − Приветствую тебя, благородный Виджая. Прости что потревожил тебя, − раздался звонкий, мелодичный голос мальчика, хотя тот вовсе не открывал рта. − Приветствую вас, Наисветлейший, − не прерывая медитации, так же безмолвно ответил мужчина. – Никогда не понимал вашего пристрастия к этим эффектным появлениям.
_________________________________________________________________________________ 1. Су Ши (1037−1101) «Бодрствую в лодке ночью».
_________________________________________________________________________________